Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта

Как пианист, Н.А. Орлов пользовался во всех странах мира славой не меньшей, чем Рахманинов. Про него, так же как и про последнего, можно было сказать, что его постоянным местопребыванием были железнодорожный вагон, каюта океанского парохода и самолёт. Билеты на его концерты во всех столицах мира, избалованных первоклассными гастролёрами, брались с бою. Этой славе мог бы позавидовать любой прославленный музыкант любой страны.

И рядом с этой славой — тяжёлая и безотрадная участь русской пианистки не меньшего размаха и не меньшего таланта Ирины Э. Она появилась на концертной эстраде ещё более юной, чем Орлов. В 1909 году, в 11-летнем возрасте, она впервые концертировала в Петербурге. «Открыл» её Глазунов. Он же и благословил её на столь раннюю концертную деятельность. В дальнейшем параллельно возрасту росла и её всероссийская слава.

И что же осталось от этой славы за рубежом, несмотря на цветущий возраст выдающейся пианистки и её пышно развернувшийся талант?

Случайные грошовые уроки, мансарда в 15-м парижском округе, закрытые за невзнос платы газ, вода и электричество, невозможность иметь рояль или пианино и как результат всего этого — гибель фортепьянной техники и полная деквалификация.

С Ириной Э. мне неоднократно приходилось встречаться в Париже в доме одного из моих учителей студенческих лет, профессора С.С. Абрамова, жена которого, Л.И. Абрамова, состояла тогда профессором Русской народной консерватории по классу пения. Абрамовы в течение второй половины 20-х и в 30-х годах устраивали у себя еженедельно музыкальные встречи и вечера, на которых за 15 лет перебывало великое множество эмигрантских певцов и музыкантов, среди которых изредка появлялась и Э.

В этой маленькой, хрупкой женщине, тогда 32–37-летнего возраста, моё внимание всегда привлекала внешнеделанная и неестественная весёлость и даже некоторая экзальтированность, за которой чувствовалась глубоко скрытая тяжёлая душевная драма. Она никогда не подходила к роялю, как другие многочисленные гости семьи Абрамовых. Лишь однажды, когда кроме хозяев и двух-трёх гостей никого не было, она обратилась к присутствовавшему в комнате пианисту К.А. Лишке, о котором я вскользь упоминал выше:

— А ну, Костя, давай тряхнём стариной и сыграем что-нибудь в четыре руки!

Тотчас же на пюпитре появилось переложение для четырёх рук одного из оркестровых сочинений Глазунова. Игра получилась совсем нескладная. Общеизвестно, что многие пианисты даже высокого полёта испытывают иногда некоторые затруднения, когда им приходится читать с листа оркестровую музыку. Но в игре Э. была не эта понятная и легко объяснимая шероховатость, а такие дефекты техники, которые нельзя было не заметить даже и непрофессионалу.

По окончании игры в комнате воцарилась минута неловкого молчания. Э. быстро встала из-за рояля, захлопнула крышку и со своей обычной напускной весёлостью, сквозь которую были слышны еле сдерживаемые слёзы и надрыв, заговорила:

— Ну что же, друзья, я ведь знаю, о чём вы все сейчас думаете! Вот была она ещё недавно прославленной пианисткой, а теперь страницы сыграть не может, не наложив кучи фальши и не смазав десятка пассажей! Ведь так, не правда ли? А известно ли вам, что прославленная пианистка взять себе пианино даже напрокат не может? А известно ли вам ещё, что прославленная пианистка обедает не каждый день и что живёт она на подачки своих сердобольных друзей и товарищей юных лет, которые изредка присылают ей на пропитание по 300–400 франков?

И она назвала несколько имён музыкантов, её бывших сотоварищей по консерватории, переселившихся за границу ещё до революции и «вышедших в люди» в те времена, когда подобное продвижение ещё не было такой трудноосуществимой, а чаще недостижимой задачей, как в описываемую мною пору.

Советский читатель будет, конечно, в недоумении и задаст вопрос: да как же всё это могло случиться?

Очень просто.

В нескольких местах настоящего моего повествования я говорил, что в многоступенчатой лестнице капиталистического общества порядковый номер той ступени, на которую вы встали, очутившись за рубежом, определяется не вашим умом, талантом, знаниями, эрудицией, а исключительно материальными средствами, которыми вы располагаете, связями и знакомствами с сильными мира сего, если эти знакомства имеются.

В предыдущей главе я упоминал о печальной судьбе большинства русских зарубежных оперных и драматических артистов и камерных вокалистов. Почти всё сказанное о них можно распространить и на инструменталистов — пианистов, скрипачей, виолончелистов, даже если они обладают недюжинными способностями.

Какие возможности имелись у квалифицированного русского музыканта за рубежом?

Не будет большой ошибкой ответить: почти никаких. Для того чтобы иметь средства к существованию, пианисты, скрипачи должны выступать в качестве солистов перед публикой. Другого пути нет, так как профессорские и преподавательские должности любой консерватории любой страны мира для иностранцев полностью, или почти полностью, закрыты.