Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта

Невозможно перечислить все эти «теории», родившиеся в эмиграции и тщетно пытавшиеся вывернуть наизнанку историческую правду. Авторы их, исписавши многие тонны бумаги и опорожнив чуть ли не целые бочки чернил, ни на один миллиметр к этой правде не приблизились.

Настоящие мои воспоминания не имеют целью изложение истории эмиграции в целом и рассмотрение всех вопросов, относящихся к её возникновению, долголетнему существованию и постепенному умиранию. Они только материал для этой истории.

Быть может, будущий историк найдёт в них что-либо заслуживающее его внимания:

И пыль веков от хартий отряхнув,Правдивые сказанья перепишет…

Поэтому я остановлю внимание читателя на том, из каких элементов состояла русская послереволюционная эмиграция, прошедшая перед моими глазами за 1920–1947 годы.

Первыми по времени появления за рубежом были те эмигранты, которые представляли собою обломки рухнувшего царского самодержавия, — петербургская и царскосельская титулованная аристократия и высшее чиновничество. К этой же группе можно отнести провинциальное дворянство и крупное провинциальное чиновничество. Эмиграция дворянской и феодальной знати, как известно, есть закономерное явление для всех революций вообще, начиная с французской буржуазной революции 1789 года.

Вторым слагаемым в общей сумме русской послереволюционной эмиграции были представители торгово-промышленного и финансового мира. Появление их за рубежом было одним из специфических последствий Октябрьской революции, положившей конец эпохе капитализма в нашей стране.

Третьим слагаемым было офицерство. Оно в свою очередь делилось на две части, глухо враждовавшие между собой: старое кадровое офицерство царской армии и так называемые «офицеры военного времени», то есть недоучившиеся студенты и разночинцы со средним образованием, мобилизованные во время войны 1914–1918 годов и направленные в школы прапорщиков, откуда они выходили через четыре месяца с первым офицерским чином. К концу первой мировой войны их общее количество выражалось шестизначным числом, причём многие из них дослужились до чина штабс-капитана.

«Офицеры военного времени» составляли к концу войны основную массу командного состава действующей армии, занимая должности младших офицеров и ротных командиров, реже — командиров батальонов. Они-то и образовали в 1917–1920 годах ядро белых армий Алексеева, Деникина, Врангеля, Колчака, Каппеля, Миллера, Юденича и три года подряд «делали» гражданскую войну. А когда пришёл закономерный конец этим армиям, бежали за границу и в течение четверти века были там наиболее активными антисоветскими элементами и тем резервуаром, откуда белые генералы Кутепов, Миллер, Туркул черпали людской материал для диверсионной и шпионской работы на территории СССР.

Появление в эмиграции этой категории военнослужащих не было неизбежным. Нельзя забывать, что лучшие представители старого офицерства и генералитета, а также офицеров военного времени отдали весь свой опыт и все свои специальные знания на службу молодой Советской республике и с первых же дней рождения Красной Армии сделали многое для её организации и укрепления боевой мощи. Имена их хорошо известны советским людям.

Их было очень много. Но всё же большинство царских кадровых офицеров армии и флота перешло после Октябрьской революции в стан ярых врагов Советской власти и оставалось в нём до бесславного конца своих дней на чужбине.

Что же отбросило их в этот стан?

На этот вопрос можно дать вполне определённый ответ: потеря ими специфических привилегий, присущих замкнутой офицерской касте царских времён. Каста эта почитала себя высшей из всех существующих. Превосходство её над всеми остальными слоями общества вбивалось в голову будущим офицерам начиная с начальных классов кадетских корпусов и юнкерских училищ.

Первый удар этой идеологии был нанесён Февральской революцией. Октябрьская революция прикончила её.

Рука об руку с белым офицерством во все периоды гражданской войны шла реакционная часть казачества. Она в свою очередь пополняла ряды эмиграции, хотя и не проявляла такой политической активности, как предыдущая группа.

Но если революция нанесла сокрушительный удар привилегированному положению всех перечисленных категорий и отбросила их в антисоветский эмигрантский лагерь, то пребывание в нём представителей либеральной интеллигенции нельзя назвать иначе как недоразумением, притом таким недоразумением, которое было порождено только политическими ошибками этой интеллигенции и больше ничем.

Что заставило этих людей, идеология значительной части которых была построена до революции на служении народу, бежать от народа, когда он взял власть в свои руки? Как могло случиться, что земские врачи, агрономы, оперные и драматические артисты, учителя народных училищ, журналисты из провинциальных газет, инженеры, художники, музыканты, ученые, студенты очутились в том лагере, основная масса которого состояла из их вчерашних врагов?