Читаем Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта полностью

Цветы, подарки, крепкие дружеские рукопожатия и объятия, последние поцелуи, напутствия, пожелания…

Общее волнение достигает апогея.

Раздаётся сигнал к отправке. Громкое «ура!» оглашает воздух. Поезд медленно трогается. Перед окнами вагонов плывёт людская масса провожающих. У многих на глазах слёзы. Величие момента переживают все — и уезжающие, и остающиеся…


Мелькают фонари, стрелки, железнодорожные будки. Постепенно отдаляется тёмный массив домов.

Прощай, Париж, великолепный город, надолго приютивший нас, но оставшийся чужим и нелюбимым!

Утро следующего дня застаёт репатриантов на вокзале пограничного городка в Эльзас-Лотарингии. Все три эшелона, из разных мест погрузки, собираются вместе.

Здесь пересадка в вагоны из Советской зоны оккупации Германии.

Наступают последние минуты пребывания на французской земле. Возле узкого прохода между проволочными заграждениями — группа жандармов, проверяющих выездные документы., В стоящие рядом два громадных ящика летят одна за другой carte d'identite. Более четверти века подряд эти удостоверения определяли юридическое лицо их носителей. Сейчас они потеряли своё значение.

В течение того же срока один вид французских жандармов наводил ужас на приниженных и бесправных эмигрантов. Сейчас они в глазах репатриантов не более как марионетки чиновничьей машины.

Рядом стоит советский консул, а за ним — 200-миллионный народ и гигантская мощь раскинувшегося на одну шестую часть земной поверхности государства.

Поезд трогается. Перед взором репатриантов — Германия. В окна вагонов видны руины городов, разрушенные вокзалы, сожжённые склады, изрытые воронками поля. Пересекаем американскую зону оккупации. За ней — земля будущей Германской Демократической Республики.

Остановка на несколько дней в Деббельне.

Снова в путь!

Поля и леса Польши. Встречные эшелоны с советскими военнослужащими, возвращающимися из отпуска.

В ясный солнечный день поздней осени поезд убавляет ход, медленно движется по мосту. На одном берегу — польский пограничник, на другом — советский. На советской стороне — арка, украшенная алыми стягами.

Поезд останавливается. Вот он — заветный рубеж!

Кругом — знакомая с детства, родная и дорогая сердцу картина: луга, пригорки, перелески, вьющаяся серебряной лентой речушка, деревенские избы; на горизонте — синева лесов.

Все до одного высыпают из вагонов. Головы обнажаются. Слёзы туманят взор. Слов не слышно. И не нужны они: никакими словами не передашь и тысячной доли того, что переживают люди, стоящие у достигнутой наконец заветной цели жизни…

Человеку дано много радостей. На своём жизненном пути он много раз достигает поставленных им себе целей: беззаветно служить обществу; занять высокое положение в этом обществе; достичь вершин героизма в труде и успехов в творчестве; совершить научные открытия; добиться личного счастья и взаимности в любви к дорогому существу; иметь славу, полную материальную обеспеченность и многое другое.

Каждая из этих целей влечет человека к себе как магнит, заставляет преодолевать поставленные судьбою преграды и приводит его к минутам величайшего торжества, когда эта цель достигнута.

Но есть один совершенно особенный магнит, сильнее всех остальных, существующих на свете. Без него жизнь перестает быть жизнью, превращаясь в жалкое прозябание и духовную смерть.

Никакие силы мира не могут и никогда не смогут преодолеть силы притяжения этого магнита.

Имя ему — Родная Земля.

Саратов 1957–1960.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза