Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1

– Но государства, как и люди, всегда недовольны и всегда желают большего, – возразил он.

Мне захотелось показаться глубокомысленным, и я сказал:

– Умные ищут не большего, а лучшего, – и на этом мы сошлись.

Но страх Норвегии о грядущих захватах России, хотя ни на чем и не основанный, кажется, живет до сих пор.

Быть может, этому недоверию отчасти способствовало и то обстоятельство, что в старинном титуле русского императора в числе прочих перечислений его владений упоминается о нем как и о «государе Норвегии».

За первым днем празднеств последовали и другие. Из них мне запомнился превосходный концерт под личным управлением знаменитого Грига, написавшего к этому дню даже особую кантату из народных мелодий⁷¹, и народный праздник с гимнастическими упражнениями на лугу. В этих упражнениях принимали участие все желающие из окрестных деревень крестьяне и рыбаки, а не выбранные специалисты. Я до сих пор не могу забыть той изумительной легкости и смелости, с которыми эти люди проделывали, казалось бы, совершенно невозможные для человека штуки. Смелости и у русских хоть отбавляй, но наша ловкость в гимнастике оставляет желать много лучшего.

В середине торжеств был назначен один день отдыха, и король пригласил Михаила Александровича принять участие в их замкнутом семейном пикнике, на который, по желанию короля, великий князь предложил поехать и мне.

Мы сначала направились на «Victoria and Albert» за принцессой Викторией, а затем присоединились к королевской семье на берегу и поехали в экипажах к грандиозному водопаду в нескольких верстах от Трондьема, снабжающему весь город электрической энергией.

Дни продолжали стоять великолепные, напоминающие еще нашу весну, и эта длинная поездка в связи с царившей полной непринужденностью была действительно полным отдыхом.

Из числа обедов, предложенных в те дни, был и обед, данный в честь короля норвежскими масонами.

Он происходил в их собственной, украшенной разными масонскими знаками зале собраний. Но мое любопытство, подогретое строгой таинственностью, которой нарочно окружают себя, вероятно, для большего значения, подобные сообщества, осталось совсем не удовлетворенным. Ни особого ритуала, ни каких-либо присущих братьям ложи масонских одеяний я там не увидел. Это был просто праздничный обед, как и все подобные обеды «в высочайшем присутствии», на котором новичку было даже трудно разобраться, кто из присутствующих норвежцев являлся масоном-хозяином, а кто только приглашенным.

Говорились с обеих сторон и речи, которые могли бы, конечно, что-нибудь объяснить, но мое незнание норвежского языка помешало и этому.

– Что говорит король? – спросил я все-таки свою соседку, очень милую, красивую, очень молодую и крайне общительную дочь одного из норвежских министров.

– О, как он говорит! Как хорошо говорит, – восторженно отвечала она. – И посмотрите, как он красив… Нет! Такого короля нет ни у кого!

– О, безусловно, – любезно подтвердил и я, – но ваш язык такой трудный для иностранца, и его интересная речь для меня сейчас остается, правда, красивым, но только звуком!

– Я и сама не совсем ясно понимаю его некоторые фразы, – отвечала немного смущенно моя дама. – Он говорит совершенно свободно на нашем языке, но интонация у него другая, и он все же вставляет иногда непонятные датские слова.

– Но ведь Дания и Норвегия – это родные сестры? – удивлялся я.

– О да, мы близкие родственницы, но все же особенные, и язык у нас особенный… и король должен быть особенный, – с патриотическим довольством закончила она.

Но узнать о том, участвовали ли норвежские масоны действительно в выборах короля, мне тогда так и не удалось…

О масонстве и в те дни уже много говорили. Большинство и теперь придает ему, как мне кажется, слишком преувеличенное значение, что только на руку этим стремящимся к тайной власти сообществам. Хотя более подходящей почвы для всевозможных международных заговоров, конечно, трудно найти, но все же невольно думается, что, если бы ни одного масона не существовало на свете, революции, перевороты и политические преступления все равно происходили бы.

Масонство является для них лишь наиболее могучим, но не всесильным покровителем, а заговоры, как известно, зачастую зарождаются, как и блохи, в самом, казалось бы, бесплодном песке. Я думаю, что главною причиною подобного преувеличения является хвастливость своей политической силой и «запугивания» со стороны самих «братьев-масонов».

Без этого действительно кто бы к ним пошел?!

Ведь те якобы высокие нравственные цели, которые они выставляют своим лозунгом, вовсе не нуждаются для своего развития в покрове тайны. Идеи и поступки христианства, несоизмеримо более высшие, чем идеи «свободных каменщиков», не опасаются быть открыто провозглашенными со всех амвонов и на всех площадях.

Соломон – строитель их храма, был не мудрее и отнюдь не возвышеннее Христа, спасителя всего человечества.

Очень жалкими мне кажутся поэтому люди, которые, имея уже это высшее, перед которыми уже тысячелетия было раскрыто светлое небо, тянутся за истинами в темное подземелье масонства.