Из первых рук

—В десять, но я должна вернуться к половине. Ни минутой позже. Бедняжка и так расстроен.

—А что с ним?

—Ах, всего понемножку, но главное — живот замучил. И его замужняя сестра, которая живет в доме напротив. Ей всегда не по душе было, что я веду для него хозяйство. Хотя как бы он сам управлялся, я и ума не приложу. Нервный, как старая дева. А все из-за паровозов в депо. Идут задним ходом, когда ты не смотришь. Ах, Боже мой, не надо мне было приходить, правда? — Но глядела она на меня, как девчонка, которая впервые заметила, что у нее растет грудь, и сама не знает, чего ей хочется.

—Он немного ревнив, да, твой Фред? Что ж, нечего удивляться. Я бы на его месте держал ухо востро.

—Я его не обманывала, Галли, честно. Но тебе не следовало приходить... так вот, прямо в дом.

—Откуда он узнал?

—На нашей улице немало охотников почесать языки, не говоря уж про его сестрицу. И, понятное дело, он хочет знать, кто у нас бывает. Хозяин он в своем доме или нет? И где бываю я.

—А он?

—Ах, Боже, — сказала Сара и, словно невзначай, глотнула пива. И вытерла рот тыльной стороной руки. Условный рефлекс. — Не надо было мне сюда приходить, право, не надо. Такой себя старой чувствуешь, когда глупости делаешь. Только очень уж был удобный случай. Тебе не противно чувствовать себя старым?

—Нет, мне противно, когда я чувствую себя молодым, а руки и ноги подводят меня.

—Ах, у мужчин все иначе. А я так прямо плакать готова. Словно все вокруг говорит мне: «Ты старуха, Сара Манди. Тебе уже нечего ждать в этой жизни. Лучше иди и ложись в могилу». — На глазах у нее выступили слезы.

—Не так уж мы стары, Сара.

Она потрясла щеками:

—У старой бабки да старой ивы все вкось да криво.

—Что с тобой, Сара? Ты еще крепкая, как старое седло.

—Сама не знаю, — сказала Сара. — Но у меня такая одышка, и Фред все время долбит, чтобы я легла в больницу.

—Зачем?

—Ну... у меня бывают боли... внутри.

—Сильные боли? Где? В животе?

—Да нет... Трудно сказать; то тут заболит, то там.

—Это мне знакомо. Забудь про них, Сэл.

—Я бы рада, да Фред не дает. Помяни мое слово, он меня загонит в больницу, а там что-нибудь у меня да найдут. Уж эти мне доктора! Им только доверься... Дали маленькому Моррису Хегбергу не то обезболивающее средство... в уголь сожгли горло... Это уже вторые похороны за месяц. — И она так грустно взглянула на меня, что я прямо опешил.

—Брось, Сара, — сказал я, — ты никогда раньше не заводила таких разговоров.

—А Рози? Я никогда не забуду, как Рози лежала в больнице без ноги.

Рози была старая Сарина приятельница... и моя; она умерла в больнице для бедных после того, как попала под автобус.

—Ну, — сказал я, — не лезь под колеса по пути в пивнуху, как Рози.

—А как она плакала, бедняжка, когда ей не разрешили надеть корсет и хоть чуточку припудрить лицо! Ах, Галли, если бы я знала, что ты никогда не отправишь меня в больницу, я бы, может, вернулась к тебе.

Вот оно что, подумал я. Ей захотелось перемены. Последнее трепыхание старой свечки. Ну нет, я слишком занят.

—Я думал, он тебя любит, твой Фред, — сказал я.

—Да, но он так верит в больницы. Как же, наука! И на что они ему дались, эти больницы? Откуда ему знать, каково женщине, когда ее тащат на операционный стол, словно мясную тушу на прилавок, и оставляют умирать в чужих стенах, на чужих простынях, которые не принадлежат ни одной живой душе, не то что ей самой. Лучше уж утопиться или яду выпить.

Я обнял старое ископаемое.

—Брось, Сэл. Ты еще не умерла!

—Не умереть страшно, Галли, страшно умирать. Чувствовать себя беспомощной. Вспомни бедняжку Рози... Какая она была большая и веселая! Больше меня, и никогда ни о чем не тужила, пока не осталась без ноги и без денег.

—Рози не была такой крепкой, как ты, Сэл. Может быть, шумнее и толще, но слабее.

—А все равно, Галли, она тебе больше была по вкусу. Только заполучить ты ее не мог.

—Не мог, — сказал я. Хотя, по правде говоря, я был с Рози в весьма близких отношениях и порой предпочитал ее Саре. У нее были лучше бедра и ноги и куда спокойнее характер. Вы всегда находили Рози там, где оставляли ее. И она не лезла в душу, как Сара. Не пыталась перевоспитывать меня.

—Ты ей однажды делал предложение? — сказала Сара.

—Ну что ты! — сказал я, и это была правда. Я не делал Рози предложения, в этом не было нужды.

—Ты ходишь к ней на могилу? — сказала Сара, и я понял, что она что-то разнюхала.

—Да, — сказал я. Последние два года у меня была некая договоренность с моим сыном Томом, который был также единственным сыном Рози, содержать ее могилу в приличном виде. — То есть, — сказал я, — я прохожу иногда через кладбище. Это самый короткий путь к «Красному льву».

—Не ты ли положил там столько цветов в прошлую годовщину? Церковный сторож сказал, что это джентльмен в синем пальто.

—Джентльмен?.. Брось, Сэл. Я не джентльмен уже лет сорок.

Сара покачала головой. Но чуть приободрилась.

—Бедняжка Рози, у нее была такая ужасная кожа! Настоящий крест для нее.

—Да, ужасная.

—И лицо перекошено.

—Помню.

—Рот на сторону.

—Бедняжка Рози!

—Она была душечка, — сказала Сара. — Простить себе не могу, что редко навещала ее в больнице.