Из первых рук

И я подумал: вот руки, которые нужны моей Еве; а тело — Сарино. Такое, каким оно было тридцать лет назад. Руки у нее всегда были слишком мягкими. Кухаркины руки. Все в веснушках. Жадные и сентиментальные руки. Похотливые запястья, перетянутые кольцами Венеры; предплечье — как холка жеребца. А Ева — труженица. Гнула горб от зари до зари. Адам был садовник, поэт, охотник. Весь из струн, как арфа. Чуткий инструмент. Ева — гладкая и плотная, как колонна, крепкая, как ствол дерева. Коричневая, как земля. Или красная, как девонская глина. Красная даже лучше. Железная почва. Железо — магнит — любовь. Ева — дщерь Альбиона.

И таковы Альбиона дщери в красоте своей,

И каждая трижды богата головой, и сердцем,

и чреслами,

И у каждой трое врат в три неба Бьюлы {19},

И сквозь эти врата свет пронзает чело их, и перси,

и чресла,

И огонь те врата охраняет. Но когда соизволят,

Принимают в свои небеса в опьяненье услады.

Когда мы встали, я попытался нарисовать руку Коукер по памяти на последней странице молитвенника. Но она получилась бездушной. Плоской.

—Мне бы хотелось написать тебя, Коукер, — сказал я. — Твои руки — вот что мне надо.

Коукер даже не ответила.

—Побыстрее глотайте чай. Мы спешим.

—Спешим? Куда?

—Мы сегодня идем с визитом.

И тут я заметил, что Коукер опять при параде.

—Ты не собираешься ли снова тащить меня к Саре?

Мне вовсе не улыбалось видеть Сару, особенно после той встречи у Планта. В моем возрасте у меня не было на это времени.

—Нет, — сказала Коукер. — С ней мы покончили. Мы идем к Хиксону.

—Не слишком ли скоро?

—В том-то и фокус: попасть к нему прежде, чем она его предупредит.

—Сара не сделает этого. Она подписала все, что нам было нужно.

—У нее в глазах — и нашим и вашим, а в улыбке — ловушка.

—Только не сегодня, Коукер, у меня срочная работа, она не может ждать.

—Что значит «не может ждать»? Вам что — открывать в десять? Или кто-нибудь уйдет без пива, потому что вы отправились по своим делам?

—Мне пришла в голову одна идея, надо поскорей добраться до холста.

—Небось и безо льда не протухнет.

—Да, если превратится в картину... иначе она расплывется по краям или растает — останется лишь жирное пятно.

—Ну, будут новые.

—Мне не нужны новые, мне нужна эта. И она никогда больше не придет.

—Придут другие, не хуже. Ну-ка, потрите ботинки газетой. В жизни не видела таких ботинок.

—Они очень теплые.

—С такими-то дырами!

—А это для вентиляции.

—Я не шучу. Что о вас подумают люди, когда вы ходите в таком виде, словно бродяга, сбежавший из богадельни?

—Ничего они обо мне не подумают, и слава Богу.

—Не болтайте глупостей.

—А ты любишь, когда люди о тебе думают? Не знал, что ты так тщеславна, Коуки.

—Надевайте пальто и не споткнитесь о яблоки, как прошлый раз.

И она выставила меня на улицу прежде, чем я придумал другую отговорку.

—Плохо, когда о тебе хорошо думают, Коуки, потому что начинаешь слишком много думать о себе. И плохо, когда о тебе плохо думают, потому что начинаешь плохо думать о других. Все это мешает работать.

—Куда вы?

—В туалет.

—Не копайтесь там. Мы должны поймать Хиксона до десяти.

Я спустился вниз, прошел по коридору и вышел с другой стороны. Но у лестницы меня ждала Коукер. Она бросилась на меня, как львица:

—Так я и знала!.. Прямо руки чешутся дать вам.

—Разве я вышел не в ту же дверь?

—Он еще спрашивает! И вы ничего там внизу не делали. Не успели бы. Старый вы дурень, вы и рта не раскрыли, я уж знала, что вы хотите улизнуть. Обезьяна в зоопарке и та лучше бы притворилась.

—Не могу я идти сегодня к Хиксону, Коукер.

—Не говорите мне о ваших идеях. Я не мистер Плант. Может, вы и гений, но вам нужны ботинки и новое пальто, не то вы не дотянете и до зимы. А дохлый гений воняет почище, чем камбала или палтус.

—Не в этом дело, Коукер. У меня были неприятности с Хиксоном. Я люблю Хиксона, но он выводит меня из равновесия. А меня сейчас как раз затерло с картиной. Ну, пойдем мы к Хиксону, а он начнет молоть свои глупости, и мы с ним повздорим. Это может выбить меня из колеи. Я не говорю, что так обязательно случится, но может случиться. И тогда вся моя работа насмарку. Какой в этом смысл?

—Вам не к чему разговаривать с Хиксоном. Куда лучше, если вы придержите язык; вспомнить только, как вы говорили с этой Манди.

—Тогда зачем я тебе нужен?

—Затем, что я действую из bona fides {20}

.

Я попятился на ступеньку вниз. Я знал, что Коукер слишком себя уважает, чтобы гнаться за мужчиной в сортир. Коукер сообразила, что у меня на уме, и сказала:

—Я поставлю вам пару кварт, по четверть пинты за раз, если вы пойдете.

—Не хочу, — и я сделал еще шаг назад.

—А чего вы хотите?

—Я бы не отказался от сухих белил, изумрудной зелени, кобальта и стронциановой желтой. По тюбику. И кисти номер двенадцать.

—Во сколько это обойдется?

—В несколько шиллингов.

—Хорошо.

—Тут как раз есть магазин красок неподалеку от Хай-стрит. Рукой подать.

—Может, вы подождете, пока мы вернемся?

—Если у меня будет что-нибудь в карманах, это мне поможет не лезть на стенку у Хиксона.

—Ладно, пошли, ваша взяла.

—По рукам?

—Вот те крест. Даже не придушу вас, хоть вы это и заслужили.