Из-под глыб (Сборник статей, Часть 1)

Взаимных вин особенно много накопляется в государствах многонациональных и в федерациях – таких, как раньше была Австро-Венгрия, как сейчас СССР, Югославия, Нигерия, многоплеменные и многорасовые африканские государства. Для того чтобы такие государства существовали при внутренней прочности, а не на спайке понуждающей силы, никак не обойтись без развитого чувства раскаяния у живущих там народов – иначе под любой золою будет вечно тлеть и снова, снова вспыхивать огонь, и не будет прочности у этих стран. Западные пакистанцы были безжалостны к восточным и страна развалилась, но и от этого не утихла ненависть. Напротив, с помощью английского и советского оружия и при равнодушии всего мира север Нигерии кроваво расправился с ее востоком, и страну удержали в единстве, но если это не будет исправлено раскаянием и добром победителей – не будет той стране прочности и здоровья.

Раскаяние есть только подготовка почвы, только подготовка чистой основы для нравственных действий впредь – того, чтО в частной жизни называется исправлением. И как в частной жизни исправлять содеянное следует не словами, а делами, так тем более – в национальной. Не столько в статьях, книгах и радиопередачах, сколько в национальных поступках.

По отношению ко всем окраинным и заокраинным народам, насильственно втянутым в нашу орбиту, только тогда чистО окажется наше раскаяние, если мы дадим им подлинную волю самим решать свою судьбу.

7

После раскаяния и при отказе от насилия выдвигается как самый естественный принцип – САМООГРАНИЧЕНИЕ. Раскаяние создает атмосферу для самоограничения.

Самоограничение отдельных людей много раз наблюдено, описано, хорошо всем известно. (Не говоря уже, как оно приятно окружающим в быту, – оно может иметь для человека универсально-полезный характер и во всех областях его деятельности). Но, сколько знаю, не проводило последовательно самоограничения никакое государственное образование и такой задачи в общем виде себе не ставило. A когда ставило в худую минуту в частной области (продовольствие, топливо и др.), то отлично себя самоограничение оправдывало.

Всякий профессиональный союз и всякий концерн добивается любыми средствами занять наиболее выгодное положение в экономике, всякая фирма непрерывно расширяться, всякая партия – вести свое государство, среднее государство – стать великим, великое – владеть мiром.

Мы с большой охотой порываемся ограничить других, тем только и заняты все политики, но сегодня высмеян будет тот, кто предложит партии или государству ограничить себя – при отсутствии вынуждающей силы, по одному этическому зову. Мы напряженно следим, сторожим, как обуздать непомерную жадность другого, но не слышно отказов от непомерной жадности своей. Не раз уже дала нам история примеры кровопролитий, когда была обуздана жадность меньшинства, – но кто и как обуздает распаленную жадность большинства? Ведь только – оно само.

А мысль об общественном самоограничении – не нова. Вот мы находим ее столетие назад у таких последовательных христиан, как русские старообрядцы. В их журнале "Истина" (Йоганисбург, 1867, No 1) в статье К. Голубова, корреспондента Огарева и Герцена, читаем:

"Своей безнравственною борзостию подчиняется народ злостраданию. Не то есть истинное благо, которое достигается путем восстаний и отьятия: это скорее будет бесчиние развратной совести; но то есть истинное прочное благо, которое достигается ДАЛЬНОВИДНЫМ САМОСТЕСНЕНИЕМ" (выделено мною. А. С.).

И в другом месте:

"Кроме самостеснения нет истинной свободы человеческой".

!После западного идеала неограниченной свободы, после марксистского понятия свободы как осознанно-неизбежного ярма, – вот воистину христианское определение свободы: свобода – это САМОСТЕСНЕНИЕ! самостеснение – ради других!

Такой принцип – однажды понятый и принятый, вообще переключает нас отдельных людей, все виды наших ассоциаций, общества и нации, – с развития внешнего на внутреннее, и тем углубляет нас духовно.

Поворот к развитию внутреннему, перевес внутреннего над внешним, если он произойдет, будет великий поворот человечества, сравнимый с поворотом от Средних Веков к Bозрождению. Изменится не только направление интересов и деятельности людей, но и самый характер человеческого существа (от духовной разбросанности к духовной сосредоточенности), тем более – характер человеческих обществ. Если процессу этому суждено где-то пройти революционно, то революции эти будут не прежние – физические, кровопролитные и никогда не благодатные, но революции нравственные, где нужны и отвага и жертва, но не жестокость, – некий новый феномен человеческой истории, еще неизвестный, еще никем не провидимый в четких ясных формах. Рассмотрение всего этого выходит за рамки нашей статьи.