Из сборника "Рассказы о путешествиях"

Я стоял у окна отеля и любовался великолепным видом парижской телевизионной антенны. Внезапно я услышал громкий испуганный возглас у себя за спиной:

— Ой-вэй![86]

Я обернулся и увидел, как самая лучшая из всех жен с растерянным взглядом и лихорадочными движениями роется в своей сумочке.

Я выстоял на стороне своей жены большинство ближневосточных войн. Более того, мы вместе выбили из городских властей Тель-Авива разрешение на строительство. Но в столь безудержном отчаянии я ее еще никогда не видел.

— Б-же мой, — голосила она, — я его потеряла!

И ушла прочь, чтобы пропасть в теснинах большого города. И оставила меня одного, как перст, посреди руин наполовину опустошенных чемоданов. Проходили часы, и я потихоньку уже начал беспокоиться. Только мое скверное французское произношение удерживало меня от того, чтобы обратиться в полицию… Внезапно дверь распахнулась и самая бледная из всех супруга, рыдая, рухнула на кровать и затихла недвижно.

— Я не могу его отыскать… Его нет во всем Париже…

— Кого же, во имя Г-спода?!

— Моего зеленого карандаша…

Оказалось, что по нашему прибытию моя дорогая лишилась нечто такого, что она обычно берегла как зеницу ока: толстый зеленый карандаш, который единственный мог обеспечить ее миндалевидным глазам правильные очертания. Обыкновенный цветной карандаш.

После его пропажи она прочесала весь Париж, от бутиков до парфюмерных лавок, и снова назад, были испробованы дюжины карандашей, чтобы в конце концов с прискорбием констатировать, что его особую зелень в Париже не найти. В море подробностей я между прочим выяснил, что речь идет о продукции под названием "зеленый вельвет", поставляемом известной фирмой "Мейбелин" из Мичигана. Все остальное не годится.

— Но, милая, — попытался я утешить ее, — за твоими очками и так никто не увидит зеленых контуров твоих прекрасных глаз.

— А что, если, дурья твоя голова, я сниму очки, чтобы их протереть?

Я всегда утверждал, что женщин и их неизведанную душу невозможно постичь. Слабый пол одинаково живет во всем мире по одним и тем же законам и с одними и теми же зелеными карандашами. Просто женщины совсем не такие, как мы, мужчины. И по-другому сходят с ума. Моя жена, например, осознала всю серьезность происшедшего и принялась стенать: в этих условиях она будет не в состоянии завтра вечером идти на прием в посольство.

— Без своего обычного макияжа мне будет казаться, что я голая, — пояснила она. — Иди один.

Она показала мне свои покрасневшие глаза.

— Глянь-ка, вот это я еще своим старым карандашом красила. А тут, на моем левом глазу, ты можешь видеть, какая ужасная штука, это я уже здесь, в Париже, намазала. Видишь разницу?

Я сравнил оба глаза со всей приказанной старательностью и не смог установить ни малейшей разницы. Зеленая линия, она и есть зеленая линия. Точка. Может быть, разве что, левый глаз был немного красивее. А может быть, и правый.

— Ты абсолютно права, — сказал я. — Никакого сравнения с "зеленым вельветом"…

Наша незабываемая неделя в Париже превратилась в зеленую трагедию.

Самая лучшая из всех жен пережила бессонную ночь. Время от времени она вставала, чтобы посмотреться в зеркало. Потом будила меня:

— Ты только посмотри, на кого я похожа! Катастрофа!

И она была в чем-то права. Со своим залитым слезами лицом и распухшими глазами она представляла действительно безрадостное зрелище. В результате долгих раздумий я вспомнил, что цветные линии вокруг женских глаз мне никогда и в глаза-то не бросались. Кроме, может быть, миссис Пигги из Маппет-шоу.

— Давай-ка спать, дорогая, — пробормотал я из-под одеяла, — а утром попросим американского посла прислать эту штуку с дипломатическим курьером прямо из Мичигана.

Следующим утром она не встала с постели. Поскольку проблема не разрешалась, ее следовало перевести в другую плоскость.

Я как-то слышал об одной даме, потерявшей пластмассовую заколку, которой она скрепляла свои волосы в пучок аккурат под мозжечком… Оказалось достаточно, чтобы выпрыгнуть в окно… Из-за какой-то заколки!

— Я знаю, как это произошло, — причитала моя женщина. — Я в такси открывала сумочку, вот карандаш и мог вывалиться. А все почему? Потому что у меня нет ни одной сумочки, которая бы нормально закрывалась…

У нее дома этих сумочек просто чудовищное изобилие. Они имеет их всех мыслимых оттенков радуги. Сумочки из кожи, шелка, нейлона, перлона, дралона, соломы, фибергласа[87], плексигласа, и даже одну из дерева. И еще две из жести.

— Завтра, — объявила она, — мы купим новую сумочку.

Покупка новой сумочки казалась решением всех проблем. Особенно за границей.

Однажды, — это было в Риме — мы попали на забастовку транспортных рабочих. Она тут же купила себе красную сумочку.

На Кипре я вывихнул себе лодыжку. Она срочно пошла и купила — угадайте, что? Причем, это была особенно большая и, если я правильно припоминаю, из желтого полиэтилена.

— Минуточку! — сказал я своей причитающей женщине, стремительно прокручивая мысль в мозгу. — А что, если поискать в торговом центре американской военной базы? Я почти уверен, что мы сможем там найти твой карандаш.