Из современной английской новеллы

Фаулз-новеллист представлен двумя книгами: "Башня черного дерева" и "Кораблекрушение". По объему и самому построению рассказы его часто приближаются к повести и, по собственным словам писателя, возникли как своего рода вариации на некоторые темы его романов.

И в "Загадке", и в "Бедняжке Коко" (рассказы взяты из сборника "Башня черного дерева") хорошо различимы два пласта повествования: событийный, фабульный (а фабула у Фаулза носит гораздо более напряженный характер, чем у других авторов; в "Загадке" — полностью детективный), и подспудный, смысловой, связанный с постоянными размышлениями писателя о человеке и обществе. Внезапное исчезновение средь бела дня известной и уважаемой фигуры, безупречного и, по всей видимости, вполне довольного жизнью члена парламента, бизнесмена, владельца старинной усадьбы Филдинга так и остается неразгаданным. Версия, предложенная молодой, начинающей писательницей, которая была близка с сыном Филдинга, свидетельствует о ее душевной чуткости и хорошо развитом воображении, но не более.

Автор, верный себе, оставляет развязку в тумане, а точнее — предоставляет читателю домыслить и осмыслить ситуацию, ибо "Загадка" все же не детектив, а психологическое и социальное исследование каких-то сторон бытия современного англичанина.

С той же уверенной невозмутимостью Фаулз опускает занавес, не раскрыв до конца криминальную историю, рассказанную одним из двух героев в "Бедняжке Коко", старым литератором, которому судьба уготовила встречу с грабителем особого толка. Он не просто обчищает пустующие зимой дачные коттеджи состоятельных горожан, он "экспроприирует излишнюю частную собственность" (в свою пользу), вооружившись к тому же сентенциями из арсенала квазимарксистской фразеологии западных "леваков". Это и есть второй и, быть может, главный "герой" рассказа. Но автор не удовлетворяется поверхностной задачей изображения привычного уже в европейской литературе типа левацкого демагога, тупого невежды в лучшем случае, опасного разрушителя — в худшем. Итог, к которому приходит в своих аналитических размышлениях о случившемся сам пострадавший, неожидан и любопытен…

Небольшое это введение менее всего претендует на роль очерка или критического обзора современной английской новеллы. Сам материал, как говорилось уже, не дает такой возможности. Просто хотелось бы способствовать более близкому знакомству читателя с некоторыми авторами, достойными внимания рассказчиками, которых мы собрали под одной крышей. А теперь — слово за ними.

И. Левидова

Брайен Глэнвилл

Чашка чая

Сначала я подумал, что это не он, слишком уж большое совпадение — с какой стати он вдруг в Лондоне и идет мне навстречу по Риджент-стрит? Потом я стал уговаривать себя, что это все-таки не он, а когда окончательно убедился, то понадеялся, что он меня не заметит, но, конечно, он меня заметил, закричал "Боб!", замахал и прибавил шагу, словно мы старые-старые друзья, а уж чего не было, того не было.

Он говорит:

— Здорово, Боб! Какими это ты судьбами в Лондоне? — Схватил мою руку и принялся трясти так, словно в мире у него никого, кроме меня, нет. И вот тут мне стало его жалко, хотя, когда я прочел об этом, то ничего подобного не почувствовал. Щеки у него ввалились, исхудал — смотреть страшно, под глазами синяки, и вид такой, словно он неделю не спал.

— А ты-то чего здесь? — говорит. — Ты-то чего здесь?

И до того дружески, что даже за него неловко. Я говорю:

— По делам. А вы тут какими судьбами?

Он вдруг весь сжался — совсем это было не в его стиле, — поглядел по сторонам и только тогда ответил:

— Был у своего адвоката. С юристами советовался. Ты же не думаешь, что я этим подлецам спущу, а?

Я говорю:

— Ну конечно.

А что еще я мог сказать?

— У тебя ведь есть время выпить чашку чая? Обязательно выпьем по чашечке, — говорит он, хватает меня за локоть и тащит к двери кафе. Я не хотел туда идти. Я хотел от него отделаться — очень уж все это неприятно было. Но тут мне опять стало его жалко, и я пошел с ним.

Зал большой, столиков десятки и составлены тесно. Мы сели и заказали две чашки чая. Он вытащил пачку сигарет и протянул мне.

— Что это, Джек, вы курите? — говорю и глазам своим не верю. Он всегда молодым игрокам внушал, чтобы они курить или пить и думать забыли, вот как он сам, но тут я поглядел на его пальцы, а они совсем желтые от табака. Он говорит:

— А, да! Я же в твое время не курил? — И так торопливо, словно ему стыдно, а я говорю:

— Нет, никогда.

Он говорит:

— Ну так что же ты об этом думаешь, а?

Я понимал, чего он от меня ждет. "Это возмутительно, Джек. Неслыханно!" Но я просто не мог себя заставить. Все-таки я не настолько лицемер.

Он говорит:

— После стольких лет, после всего, что я для них сделал, Боб. Я ведь, можно сказать, свою жизнь на них положил.

— Я знаю, Джек, — говорю. А он спрашивает:

— Все еще занимаешься своими физкультурными штучками?

— Физическим воспитанием? — говорю я. — Да. Потому я и здесь. Как раз об этом кое с кем беседовал.