Из темноты

Я не просто бежал. Я летел, сломя голову. Мои гвардейцы едва поспевали за мной, мы все мчались, а прохожие оглядывались на нас. Точнее, на меня. А почему бы и нет? Мое предназначение — соблюдать церемонии и держаться с достоинством. При виде императора, бегущего по коридору с таким видом, будто он только что вырвался из преисподней, ну, в общем…. я бы тоже оглянулся.

Я распахнул двери в личные апартаменты Дурлы, служившие ему как домом, так и офисом. Дурла совещался с несколькими своими министрами. Если честно, то я не помню, с кем именно. Это никак не связано с моими провалами в памяти.

Просто я был настолько взбешен, что не замечал никого, кроме Дурлы.

Он открыл рот, чтобы самым приторным тоном поинтересоваться, с чего это я решил почтить его своим присутствием. Я не дал ему такой возможности.

— Вон, — прорычал я, и это был более чем прозрачный намек для всех присутствующих, кроме Дурлы.

И все-таки, невероятно, министры не торопились уходить. Вместо этого они посмотрели на Дурлу, ожидая подтверждения. Его подтверждения. Чтобы он подтвердил мой приказ. Воля премьер-министра была важнее воли их императора.

Возмутительно. Идиотизм. То, что это вообще могло случиться, и что я оказался тем самым императором, который пал так низко, что допустил подобные вещи… в этом-то и заключался ужас этого положения.

Дрожа от гнева, я сказал:

— Немедленно!

Как только я это произнес, Дурла кивнул, и остальные поднялись с мест и покинули комнату. Я повернулся к своим гвардейцам и сказал:

— Вы тоже свободны.

— Ваше Высочество, вряд ли это благоразумно… — начал один из них.

— Я — император, и Вы будете делать то, что вам приказано!

То ли остатки моей гордости и властности оказали явное воздействие, то ли что-то еще, но гвардейцы повернулись и вышли, оставив меня наедине с Дурлой.

— В чем дело, Ваше Высочество? — невозмутимо спросил Дурла.

— Скажите мне, что это сделали не вы, — процедил я сквозь стиснутые зубы.

— Что вы имеете в виду, Ваше Высочество?

Он прекрасно знал, о чем я говорил, черт побери, но, если он решил играть в эту игру, чтобы спасти свою шкуру, да будет так.

— Я слышал, — сказал я, — что сын Джона Шеридана здесь. Что вы похитили его. Да? Или нет?

— Нет, Ваше Высочество.

— Значит, вы отрицаете то, что он находится здесь?

— Нет, я отрицаю, что он был похищен. Очевидно, что он прибыл сюда по собственной воле.

— И почему же он так поступил, а?

— Потому что мы, центавриане, лучше всех, — сказал он мне, — и нам судьбой предназначено побеждать всех врагов.

Я не поверил своим ушам.

— Что?