Из тьмы

Многие люди, возможно, этого и не осознавали. При лучшем освещении лицо Басараба приобретало костлявую, лисью привлекательность, а его улыбка часто была теплой. Бучевски был убежден, что теплота в этой улыбке тоже была искренней, но за этими блестящими зелеными глазами были и темные, неподвижные уголки. Такие места, которые были не чужды слишком многим людям с Балкан после Чаушеску или афганских гор, где Бучевски провел так много времени. Темные места главный сержант Стивен Бучевски узнал, потому что в своей жизни он встречал так много других страшных людей... и потому, что теперь внутри него тоже было темное, тихое место с надписью "Вашингтон, округ Колумбия".

И все же, что бы ни было в прошлом Басараба, этот человек был почти пугающе компетентен и излучал некую непринужденную харизму, с которой Бучевски редко сталкивался. Ту харизму, которая могла бы завоевать лояльность даже Стивена Бучевски, да еще при столь относительно коротком знакомстве.

- Твоя точка зрения хорошо понята, мой Стивен, - сказал теперь Басараб, улыбаясь почти так, как будто он прочитал мысли Бучевски, и протягивая руку, чтобы положить ее на плечо высокого американца. Как и почти собственническая манера, с которой он сказал "мой Стивен", это могло быть покровительственным. Это было не так.

- Однако, - продолжил он, и его улыбка исчезла, - полагаю, что, возможно, пришло время отправить этих паразитов в другое место.

- По-моему, звучит заманчиво. - В голосе Бучевски прозвучала нотка скептицизма, и Басараб усмехнулся. Это был не особенно приятный звук.

- Я верю, что мы сможем это сделать, - сказал он и пронзительно свистнул.

Минуту спустя из леса вынырнул Братиану, темноволосый широкоплечий румын в кожаной куртке, увешанной ножами, ручными гранатами и запасными магазинами для винтовок.

Бучевски быстро овладевал румынским, благодаря Элизабет Кантакузен, но последовавший за этим обмен репликами был слишком быстрым, чтобы он смог разобраться со своим все еще зачаточным знанием языка. Это продолжалось несколько мгновений, затем Братиану кивнул, и Басараб снова повернулся к Бучевски.

- Боюсь, Таке не говорит по-английски, - сказал он.

Это было очевидно, - сухо подумал Бучевски. - С другой стороны, Братиану не нужно было говорить по-английски, чтобы донести тот факт, что он был очень крутым человеком. Никто из людей Басараба этого не сделал.

Их было всего двадцать, но они двигались как призраки. Бучевски не был бездельником в полевых условиях, но все же он знал, когда его превосходили в том, что касалось какашек и вынюхивания в кустах. Эти люди справлялись с этим гораздо лучше, чем он когда-либо, и в дополнение к винтовкам, пистолетам и ручным гранатам, большинство из них - как и сам Братиану - были щедро вооружены свирепым набором ножей, топориков и лезвий, похожих на мачете, которые прекрасно послужили бы короткими мечами вроде старого римского гладиуса. Действительно, Бучевски подозревал, что они предпочли бы использовать холодное оружие вместо каких-нибудь жалких штурмовых винтовок.

Теперь, когда Братиану и его товарищи двинулись по тропе, блеснули ножи, и горстка раненых шонгейри перестала корчиться.

У Бучевски с этим не было никаких проблем. Действительно, в его глазах было мрачное удовлетворение. Но когда некоторые румыны начали раздевать тела пришельцев, в то время как другие начали срубать несколько крепких молодых саженцев, растущих вдоль края тропы, он нахмурился и взглянул на Басараба, приподняв одну бровь.

Румын только покачал головой.

- Подождите, - сказал он, и Бучевски повернулся обратно к остальным.

Они работали споро, орудуя своими топориками и мачете с отработанной эффективностью, разрезая молодые побеги примерно на десятифутовые куски, затем заостряя их концы с обоих концов. За удивительно короткий промежуток времени их стало больше дюжины, и глаза Бучевски расширились от шока, когда они спокойно начали подбирать мертвых шонгейри и насаживать их на кол.

Они проложили себе путь через всю груду тел, которые попали в засаду отряда Бучевски, срезав еще несколько саженцев, когда их первоначальный запас закончился. Кровь и другие телесные жидкости сочились по грубым кольям с грубой корой, но он ничего не сказал, когда другие концы кольев погрузились в мягкую лесную почву. Двадцать пять мертвых пришельцев висели там, выстроившись вдоль тропы, как насекомые, насаженные на булавки, гротескные в тени деревьев, и он чувствовал на себе взгляд Басараба.

- Ты шокирован, мой Стивен? - тихо спросил румын.

- Я... - Бучевски глубоко вздохнул. - Да, наверное, так оно и есть. Немного, - признался он. Он повернулся лицом к другому мужчине. - Думаю, может быть, потому, что это слишком близко к некоторым вещам, которые, как я видел, делают джихадисты, чтобы подчеркнуть, что лучше никому с ними не связываться.