Из тьмы веков

«Да разве же Гойтемир дурак? — думала она, поднимаясь вверх к своему двору, зажав рукой прореху на боку старенького платья. — Разве ему нужен наш скот? А то, что пообещал десять лет назад, он, наверно, давно уже забыл! Пошел… только позориться…» От этих мыслей собственное тело показалось ей еще тяжелее. И, войдя во двор, она печально посмотрела на опустевший загон.

Калой остановился на поляне возле Гойтемир-Юрта. Люди с любопытством смотрели на него со всех крыш и террасок… А когда подошел Гарак, показался и Гойтемир в воротах.

— Салам алейкум!

— Во алейкум салам! — обменялись они еще издали приветствиями.

— Куда перегоняешь? — крикнул Гойтемир, указывая палкой на коров Гарака. — Добрый скот! Если на продажу, давай сюда, поговорим…

— Чужая скотина! — с плохо наигранной веселостью ответил ему Гарак. — Как продашь чужую?

— А чья же это? На прокорм взял? — снова спросил Гойтемир поднимавшегося к нему Гарака.

К старшине подошли родственники, соседи. Гарак не спеша подал каждому из них руку и, улыбаясь, остановился перед Гойтемиром.

— Это же твой скот, — сказал он и выжидающе замолчал.

Гойтемир внимательно оглядел его сверху донизу. Перед ним, опираясь руками на длинный посох, стоял пожилой человек с проседью в небольшой каштановой бороде. Почти оборванец, в стоптанных чувяках, он глядел на старшину глазами, в которых была и детская наивность и торжество человека, достигшего своей заветной цели.

— Это как же понять! Или я не знаю, что мое, а что чужое? — Гойтемир оглядел собравшихся. — Или это калым?.. Так у меня, кроме старшей жены, некого замуж выдавать! А тому, кому она приглянется, я готов сам дать в придачу козу!

Люди захохотали, и сам Гойтемир не удержался от смеха, затряс седой бородкой, зашатался. Только Гарак продолжал стоять в этом веселье невозмутимо, без улыбки. Подождав, когда все утихнут, он продолжал:

— Гойтемир, в тот год, когда Турс уехал, а ты остался, — он помолчал, чтоб люди задумались над его словами, — незадолго до этого мы с братом были у тебя. И ты тогда дал слово вернуть нашу землю за шесть коров. Если ты еще в ту пору оценил ее в шесть коров, то с того времени ты и твои родственники сняли с нее десять урожаев. Значит, она должна теперь стоить дешевле. Но я при этих вот людях снимаю с вас грех за то, что вы ею пользовались, и пусть благодать с нее зачтется вам в добро! А теперь, как уговорились, вот твои коровы — и мы в расчете.

Лучше, чем любая из этих коров, — ты и сам видишь — даже на похороны тестя не водят!

Наступила долгая тишина. Тем временем, пощипывая травку, скот, подгоняемый Калоем, подошел к загону Гойтемира. Мальчик снял засов, прогнал коров за изгородь и положил жердь на место.

Взоры всех обратились к старшине. Родственники смотрели на него выжидающе, соседи — с любопытством.

Он побледнел, задвигал челюстями. Потом побагровел так, что казалось — жилы полопаются на лбу.

— Ну, счастливо вам оставаться! — сказал Гарак, будто не замечая его волнения.

Но Гойтемир наконец обрел способность говорить и почти с обычным для себя спокойствием спросил:

— Скажи, ради Бога, это Турс прислал тебе деньги на коров?

— Нет. С тех пор как брат уехал, а ты остался, он ничего мне не присылал. Но он обещал тебе коров, и я привел коров. Правда, не скоро, но привел. Хорошие коровы. Лучших и он не привел бы!

— Да, коровы хороши, — согласился Гойтемир. — Только я обещал землю Турсу, а не тебе…

— Но мы братья…

— И все-таки ты есть ты, а он есть он! С тобой у меня не было никакого разговора. Турс даже не поручал тебе иметь со мной дела!.. — Он помолчал и добавил: — Гарак, забери свою скотину и иди домой. Не смеши народ. Гойтемира давно посчитали бы выжившим из ума, если б его могли дурить такие дурни, как ты… Иди… Иди домой!.. — строго приказал он, теперь уже едва сдерживая себя. — А не то я тебя по-другому провожу…

Калой, который держался в стороне от старших, подошел к отцу. Он пристально, с ненавистью смотрел на Гойтемира, будто хотел запомнить его на всю жизнь.

— Почему же тебе, Гойтемир, «по-другому» провожать меня? — также с видимым спокойствием спросил Гарак. — Что я тебе такого сделал? Чем обидел? Или это ты уехал в Турцию, а мой брат остался дома? Или я тебе пригнал телят? Или я пришел за твоей землей? Тебе нечего расстраиваться, нечего покрикивать. Ты старшина для начальства. А для меня ты вот кто. — Он вырвал из своей папахи клочок шерсти и сдунул с пальцев. Взгляд его блеснул холодом, враждой.

Этого унижения Гойтемир не мог перенести. Лицо его исказилось, рот ощерился желтыми клыками.

— Осел! — заорал он. — Раб! Я покажу тебе! — И он замахнулся палкой.

Люди кинулись между ними.

— Я — Эги. А Эги никогда не были рабами! — гордо ответил Гарак.