Из ворон в страусы и обратно

* * *

…Увидев Нилкин необъятный живот, бортпроводница, забыв о манерах, разинула рот и даже не ответила на Нилкину заискивающую улыбку:

– Бонжур, мадам.

Очевидно, дамочка отправила сигнал SOS командиру экипажа, потому что через минуту Нилку с пристрастием допрашивал кто-то из его помощников:

– Мадам на каком сроке?

Нилка молчала, как партизанка, выискивая кого-то в проходе.

Увидев Рене, который протискивался к ней, держа на вытянутой вверх руке затянутое в пленку роскошное платье, Нилка подпустила слезу в голос:

– Слушай, чего они пристают к мне? Беременных не видели, что ли?

– Они беспокоятся, что ты начнешь рожать прямо в самолете, – шепнул Рене. – Я тебя предупреждал.

– Если они будут действовать мне на нервы, я прямо сейчас начну рожать, – прячась за спину мужа, мстительно пообещала Нилка.

Предоставив Рене ведение переговоров, она протиснулась к окну, опустила свое раздутое тело в кресло и прикрыла веки.

Год выдался на редкость напряженным: свадьба, беременность, диплом, первая коллекция и первый контракт с Мерседес Одди – Нилка будто пробудилась от спячки и не хотела ни в чем себе отказывать.

Недавние события еще не отстоялись в памяти, кажется, в ушах еще звучал голос старухи Варенцовой:

– Диплом модельера-закройщика получает Неонила… – Варенцова запнулась на иноземной фамилии, – Дю-брэ.

Раздались жидкие хлопки – в новой группе Нилка не стала своей, что нисколько ей не мешало: в зале сидел единственный человек, кем она дорожила, кто держал кулаки всю сессию, с кем она прошла трудный путь, с кем поверила в свой талант, – ее муж Ренеша Дюбрэ.

– Зачем тебе этот диплом? – поначалу недоумевал Рене. – Он же не конвертируется. К тому же Мерседес возьмет тебя к себе и без него.

– Надо, – упрямо твердила Нилка.

Чтобы проводить время с женой, Рене свернул свой бизнес и вложил деньги в дизайнера Мерседес Одди.

– Еще чуть-чуть, – уговаривал засыпающую над учебниками Нилку Ренеша.

Читая вслух лекции, подбадривал:

– Вот, смотри, две страницы осталось.

Когда было совсем невмоготу, Ренеша овевал Нилкино лицо театральным веером, неизвестно, какими ветрами занесенным в дом Кива, поил зеленым чаем, случалось, забрасывал Нилку на плечо и тащил в душ и даже заставлял совать ноги в таз с прохладной водой.

Ренеша вместе со студенткой-женой ломал голову над моделированием и художественным оформлением одежды, корпел над спецрисунком, грыз гранит векторной и параметрической конструкции лекал – Рене Дюбрэ учился вместе с женой, так что дипломный проект смело можно было считать их общим достижением…

Как Каролина Эррера, Нилка теперь могла с уверенностью сказать: все, чего она добилась, – она добилась благодаря мужу.

Единственное, что темным облаком заслоняло ясный небосвод и что оставалось недоступным для Нилки, – это удовольствие от еды. Все блюда по-прежнему отдавали силосом.

…Нилка приоткрыла один глаз – кажется, Рене удалось успокоить экипаж.

Девица перестала хватать ртом воздух, а настороженное выражение лица стюарда сменилось подчеркнуто-приветливым, он рассыпался в извинениях и предложил отнести платье в гардеробный отсек.

– Осторожно, – предостерег Рене, – это эксклюзивная модель.

Это платье Нилка категорически отказалась сдавать в багаж. Остальная коллекция ехала обычным способом – в контейнере.

– Зачем так рисковать? – продолжил давний спор Рене, усаживаясь рядом и пристегивая ремнем безопасности Нилкин живот. – Мерседес отлично справилась бы и сама.

Нилку так и распирало от счастья:

– Ренеша, мы уже летим, так что поздняк метатья. Это идиома, – быстро добавила она, увидев на лице Рене напряженную работу мысли.

Рене перевел озабоченный взгляд в иллюминатор: в этот момент за ним мелькнула вышка с диспетчерским пунктом, под крылом с нарастающей скоростью проносилась взлетная полоса.

Самолет мягко оттолкнулся, звук двигателей стал глуше.

Нилка с блаженством откинулась в кресле, закрыла глаза и спросила:

– Ренеша, не знаешь, скоро нас кормить будут?

– После набора высоты, – с любовью поглядывая на Нилкин живот (еще один совместный проект), ответил Рене, – через двадцать минут.

Действительно, как только самолет выровнял курс, динамики ожили и голосом той самой бортпроводницы-паникерши отдали инструкции относительно столиков.

Нилка моментально распахнула глаза и, втягивая ноздрями воздух, как такса у лисьей норы, с нетерпением уставилась в конец салона, откуда должна была выкатиться долгожданная тележка с завтраком.

– Кажется, курица с рисом, – мечтательно пробормотала она.

Рене со сдержанной улыбкой прислушивался к ее бормотанию.

Нилкино нетерпение передалось младенцу – он стал весьма ощутимо толкаться.

– Тише, тише, – придерживая живот, уговаривала малыша Нилка, – сейчас уже, сейчас.

Наконец, паникерша подкатила тележку.

– Рыба, птица или мясо? – любезно поинтересовалась она.

– Рыба, – выдохнула Нилка, – нет, птица. Или нет, давайте рыбу.

– Бери мясо, – подал авторитетный совет Рене, – мясо калорийней.