Из воспоминаний придворной дамы о Тюльери 50-х гг.

Если мужчины не могли похвалиться добродетелью, то ведь и не было там женщин особенно строгих нравов. Об этом можно судить даже по жиденькой заметке, в которой графиня Стефания занесла первые впечатления, вынесенные ею от императорского двора: «Я чувствовала себя словно потерянною посреди всего этого beau monde'а. Сколько роскоши! Какие туалеты! Императрица показывала сама в том пример». «Правда, это состязание в изяществе имело некоторые неудобства: многие молоденькие и хорошенькие женщины ни за что не хотели отставать от других, и расходы, потребные на удовлетворение этой роскоши, повлекли за собой многие искушения. Конечно, клеветы, порождавшейся подчас по этому поводу, было больше чем правды, тем не менее не подлежит сомнению тот факт, что во многих случаях все эти туалеты жен оплачивались не их мужьями».

В рассказах графини де ла Пажери о первых годах второй Империи и о бракосочетании императора, о поездке в Англию и о путешествии королевы Виктории во Францию нет ничего нового. Все сводится главным образом к этикету и ничего больше. За то ею набросана весьма любопытная картинка компьенских «series». Если положиться на показания графини, то придется признать это пребывание на императорской даче столь же скучным, как дождь.

Послеобеденное время проходило за охотой или на более или менее забавных экскурсиях. Затем, вот как заканчивался день обедом и «кружком» государей: «во все время обеда раздается превосходная военная музыка, взятая из различных полков в Компьенском гарнизоне. Подают так скоро, что более часу никогда не остаются за столом. Затем начинается придворный вечер, походящий на все придворные вечера, какие давались и будут даваться впредь. Присутствие государей делает его более натянутым и безжизненным.

Это вполне естественно, так требуется этикетом. И даже, если бы император удалился с вечера, этот этикет парил бы невидимкой посреди собрания и сохранил бы его характер. Это, впрочем, хорошо для обаяния, каким должны быть окружены царственные особы. В самом деле, Двор, гоняющийся за слишком свободными или чересчур шумными удовольствиями, так легко подвергается осуждению! Чего только ни говорили о празднествах в Компьене и в Фонтенебло! А между тем, Бог видит, что по справедливости ни один голос не мог бы раздаться, чтобы сказать, что все развлечения не были приличны».

Правда, всегда оставалась ночь и утро для тех, кто обладал воображением; энергией и инициаторским духом, необходимыми для того, чтобы внести некоторое разнообразие в удовольствия официальной дачной жизни. Графиня не дает на этот счет никаких разъяснений. По-видимому, она сохранила о Компьене впечатления монотонности. Быть может, не все приглашенные подчинялись, подобно ей, скучной серии установленных входов и выходов. Они только приглашали в участию в своих увеселениях графиню Ташер, которую гарантировало её положение девицы, обойденной замужеством, и это забвение, конечно, не было обидой. Но тем не менее, для неё не было тайной, что среди императорских приближенных существовал «клан» прожигателей жизни, требовавших от деревни кое чего иного, помимо буколических вдохновений. И представителям «клана» было совсем не худо при дворе. Графиня заметила это во время пребывания своего в Фонтенебло.

«Это молодые, в большинстве случаев холостяки, в них именно хотелось бы мне встретить ту учтивость, связанную с прекрасными и изящными манерами, которую должно было внушать им памятование о дворцовой обстановке. К сожалению, избалованные некоторыми дамами полусвета, вокруг которых они тяжеловесно увивались, они ничуть не отвечали тому идеалу, какой я составила себе о них. Их бесцеремонность и веселость, нередко неуместные, весьма мне не нравились. Императрица терпела их, хотя и не поддерживала их своим молчанием; я иногда сожалела о том»…

Всегда снисходительная и сдержанная, графиня Стефания, по-видимому, скорее готова была притупить свое перо, нежели заострить его, и пожертвовать некоторой правдой, ради любви к молчанию. Однако-же, при императорском дворе были такие две-три личности, которых она не стесняется немного позлословить: «М-me Валевская справедливо считается одной из красивейших женщин при дворе: она сумела внушить весьма горячую симпатию императору и не менее горячую – императрице, что вдвойне говорит в её пользу. В ней больше практичности, нежели ума, но она умеет нравиться всем, – такая она вежливая, любезная, приятная, избегает напускать на себя важность и никогда не кичится великим фавором, каким пользуется при дворе. Она, наверное, лучшая страница в портфеле своего мужа».