Дождь прекратился, но вода продолжала творить свое дело, устремившись в глубины земли, превратившейся теперь в пенную жижу, со дна которой поднимались и лопались на поверхности огромные пузыри. На арене было теперь сплошное месиво, ноги у Микки вязли, каждый шаг давался ему все сложнее. Публика почти скрылась где-то там за туманом; ребенок, которого Микки собирался снова атаковать, маячил вдали, весь перепачканный грязью; напрасно Микки пытался к нему приблизиться, он теперь едва его различал. В окружавших его тенях Микки пытался различить знакомые очертания, старался отыскать брата, Руди или хотя бы Лобстера, тогда бы ему стало легче; но все, кого он окликал, призывая на помощь, сразу же исчезали. Левая нога провалилась еще глубже в зыбучую землю; пытаясь выбраться, он неосмотрительно наклонился над жадной топью, погрузив в нее правую руку, которая тоже увязла столь быстро, что уже ничего нельзя было поделать. Он провалился по пояс, но еще вертелся, барахтался, пытаясь выбраться за пределы, сужавшиеся с каждой секундой, с каждым проблеском мысли, все больше сковывающие ту часть тела, что была еще над поверхностью, затягивая его все глубже и глубже. Микки чувствовал, что ему уже не хватает воздуха; тело было зажато, словно в тисках, там, внизу, все сжималось и сжималось сильнее, стремясь выдавить из него последний вздох, увлекая все глубже в вязкую воронку мальстрема. Волосы у Микки были светлые и кудрявые, глаза голубые; если смотреть сбоку, лицо с высокими скулами казалось чуть угловатым; было ему двадцать лет; на перепачканных грязью плечах сверкала золотистая пыль.
III
Игра заканчивается, когда все звери попали к дьяволу и стали его верными псами[5]