Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки

Зимой картина пустыни изменяется, но только не внешним видом все той же унылой природы, а главным образом относительно климатических условий. Взамен невыносимых жаров теперь наступают столь же невыносимые холода [687], от которых трудно спасаться человеку, при неимении прочного жилья и древесного топлива. Частые бури еще более усиливают ледянящую стужу. Там, где несколько месяцев ранее стояли тропические жары, теперь наступают чуть не полярные холода — и много нужно жизненной энергии, в особенности для растений, чтобы не погибнуть при подобных крайностях климата, не говоря уже о других невзгодах здешней мачехи-природы…

Начнем снова о путешествии.

Наш путь из г. Даджина

. Передневав возле г. Даджина, окрестности которого, некогда разоренные дунганами, стояли и теперь в том же запустении, какими мы их видели семь лет тому назад, мы пошли в Ала-шань прежним своим путем. Только на этот раз имели двух проводников [688], довольно хорошо знавших дорогу. По пути, по крайней мере на первых трех переходах до границы Ала-шаня, не было прежнего безлюдья, но довольно часто попадались китайцы, которые пасли казенных лошадей. За неименьем лучшего корма, эти лошади довольствовались бударганой и другими солянковыми травами пустыни.

Перейдя Великую стену, которая тянется в четырех верстах северней Даджина и представляет здесь собой не что иное, как сильно разрушенный глиняный вал сажени три высоты, мы ночевали в первый день возле китайской фанзы Ян-джонза, где и прежде останавливались два раза. Упоминаемая фанза представляет собой тип большей части деревенских построек этой части Китая. Она окружена для безопасности от нападений высокой глиняной стеной, внутри которой находятся все помещения. Только колодец выкопан вне этой ограды и достигает замечательной глубины — 180 футов

[689]. Вода в нем отличная. Ее температура, измеренная теперь нами 11 августа, имела +13,3°, почти столько же (+13,7°), как и 31 мая 1873 года; но 16 июня 1872 года, при первом нашем здесь следовании, вода того же колодца имела лишь +6°. Как и в прежние разы, пришлось таскать воду для пойла наших животных посредством длинной веревки на блоке; черпалкой служил кожаный на обруче мешок, вмещавший в себе три или четыре ведра. В один из таких приемов мы вытащили вместе с водой жабу (Bufo raddei), которая, вероятно, неосторожно спрыгнула в глубину колодца, но не расшиблась и жила благополучно в подземной прохладе.

От фанзы Ян-джонза наш путь [690]

лежал к востоку-северо-востоку вдоль сыпучих песков, которые необъятной массой уходили на север. Мы же шли по глинисто-солончаковой бесплодной и безводной равнине, кое-где всхолмленной невысокими горками. Абсолютная высота местности, понизившаяся от г. Даджина к фанзе Ян-джонза до 5 800 футов, теперь почти не изменялась и держалась около этой цифры. Погода стояла облачная и весьма прохладная. Так шли мы верст 90, пока, наконец, широкая гряда все тех же песков стала нам поперек. Тогда пришлось итти на протяжении 14 верст по голому песку, к счастью, смоченному в ту же ночь довольно сильным дождем. Ради такой благодати трудный переход совершен был весьма удобно, и мы еще довольно ранним утром прибыли на ключ Баян-булык.

Пески Тынгери. Те пески, в которых мы теперь находились, известны монголам под названием Тынгери [691], т. е. "небо", за свою необычайную обширность. Они представляют собой тип всех вообще сыпучих песков Центральной Азии, да по всему вероятию и нашего Туркестана, где эти песчаные массы известны под названием барханов. Правильной определенной формы барханы не имеют, так как их архитектура зависит от силы и направления ветра, неровностей почвы, качества самого песка и т. д. В общем же описываемые пески представляют запутанную сеть невысоких (от 40 до 60, редко 100 футов) холмов и валообразных гряд между этими холмами. На наветренной стороне песок от давления ветра сложен довольно твердо, так что нога вязнет в песке не глубоко; притом скат здесь обыкновенно гораздо положе. На стороне же подветренной, в особенности у холмов, скат весьма крутой, и песок здесь очень рыхлый, вполне сыпучий.

Между песчаными холмами образуются воронкообразные ямы или продольные ложбины, часто достигающие в глубину до самой подпочвы. Последняя в песках Тынгери, как и в большей части других песков, состоит из солончаковой глины, утрамбованной, словно выметенный ток. Воды нигде нет, за исключением лишь редких ключей; в некоторых, правда, также весьма редких местах, плохую соленую воду можно достать на глубине трех-четырех футов, копая глинистую подпочву песков.