Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки

За все три здесь путешествия [755]нами пройдено по местностям, большей частью малоизвестным, а нередко и вовсе неизвестным, 22 260 верст [756], из которых 11 470 верст (весь передний путь) сняты глазомерно [757]. Астрономически определена широта 48 пунктов [758]

; посредством барометра Паррота, а при первом путешествии анероида и гипсометра, определена абсолютная высота 212 точек [759]. Ежедневно три раза, в продолжение всех путешествий, производились метеорологические наблюдения [760]; иногда измерялась температура почвы и воды; психрометром по временам определялась влажность воздуха. Постоянно велся общий дневник, и, по мере возможности, производились этнографические исследования.

В области естествознания, относительно которого пройденные нами местности Центральной Азии были до сих пор почти вполне неведомы, производились специальные исследования над птицами и млекопитающими, а затем составлялись коллекции, в которые собрано:

Кроме того, собирались образчики горных пород во всех попутных хребтах.

Зоологический сбор передан в музей С.-Петербургской Академии наук; гербарий — в Ботанический сад; небольшая минералогическая коллекция — в геологический кабинет С.-Петербургского университета. Часть собранных коллекций, в которых оказалось много новых для науки видов, как животных, так и растительных, описана академиками Максимовичем [761]и Штраухом [762]

, покойным профессором Кесслером [763]и мною [764]; несравненно же большее количество добытого материала остается пока еще необработанным.

Благодарность спутникам. Но если мне и выпала счастливая доля совершить удачно три путешествия в Центральной Азии, то успех этих путешествий — я обязан громко признать — обусловливался в весьма высокой степени смелостью, энергией и беззаветной преданностью своему делу моих спутников. Их не пугали ни страшные жары и бури пустыни, ни тысячеверстные переходы, ни громадные, уходящие за облака, горы Тибета, ни леденящие там холода, ни орды дикарей, готовые растерзать нас… Отчужденные на целые годы от своей родины, от всего близкого и дорогого, среди многоразличных невзгод и опасностей, являвшихся непрерывной чредой, — мои спутники свято исполняли свой долг, никогда не падали духом и вели себя, по истине, героями. Пусть же эти немногие строки будут хотя слабым указанием на заслуги, оказанные русскими людьми делу науки, как равно и ничтожным выражением той глубокой признательности, которую я навсегда сохраню о своих бывших сотоварищах…

Заманчивость страннической жизни

. В заключение, позволено мне будет еще раз вернуться к своим личным впечатлениям.

Грустное, тоскливое чувство всегда овладевает мной, лишь только пройдут первые порывы радостей по возвращении на родину. И чем далее бежит время среди обыденной жизни, тем более и более растет эта тоска, словно в далеких пустынях Азии покинуто что-либо незабвенное, дорогое, чего не найти в Европе. Да, в тех пустынях действительно имеется исключительное благо — свобода, правда дикая, но зато ничем не стесняемая, чуть не абсолютная. Путешественник становится там цивилизованным дикарем и пользуется лучшими сторонами крайних стадий человеческого развития: простотой и широким привольем жизни дикой, наукой и знанием из жизни цивилизованной. Притом самое дело путешествия для человека, искренно ему преданного, представляет величайшую заманчивость ежедневной сменой впечатлений, обилием новизны, сознанием пользы для науки. Трудности же физические, раз они миновали, легко забываются и только еще сильней оттеняют в воспоминаниях радостные минуты удач и счастья. Вот почему истому путешественнику невозможно позабыть о своих странствованиях даже при самых лучших условиях дальнейшего существования. День и ночь неминуемо будут ему грезиться картины счастливого прошлого и манить: променять вновь удобства и покой цивилизованной обстановки на трудовую, повременам неприветливую, но зато свободную и славную странническую жизнь…( 178).

ПРИМЕЧАНИЯ И КОММЕНТАРИИ

К главе первой

1. Об окончании своей второй центральноазиатской экспедиции и событиях в Китае в 1877–1878 гг. подробно излагает Н. М. Пржевальский в полевом дневнике, избранные выдержки из которого мы привели во втором издании его работы "От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор", М., 1947.

2. Под презервами автор понимает консервированные продукты, выдерживающие долгое хранение. В основе — французское preserver или английское preserve, что значит сохранять; на английском так же называется варенье. В этом смысле понятно, когда Пржевальский пишет, что употребление презервов вызывает жажду и они портятся в условиях жаркого климата.