Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки

94. С голоками (н'голоками) встречалась экспедиция В. И. Роборовского; он и П. К. Козлов посвящают им небольшие характеристики (см. "Труды экспедиции Русского Географического общества по Центральной Азии под начальством В. И. Роборовского, ч. 1, вып. 2, СПб., 1900, стр. 384–385 и П. К. Козлов, "Монголия и Кам", т. I, ч. 2, СПб., 1906, стр. 322–330).

95. Карчин — монгольское племя, живущее во Внутренней Монголии и Монгольской Народной Республике; правильное название — харчин.

96. Пока Н. М. Пржевальский смело двигался на юг к Лхасе, преодолевая на своем пути все препятствия, которые чинили ему природа и люди, между правительством Китая и русским посланником в Пекине шла оживленная переписка относительно судьбы путешественника. Китайцы сообщили, что после выхода Пржевальского из Цайдама, им ничего неизвестно об экспедиции, местность же между Цайдамом и Сычуанью и население, промышляющее грабежами, таковы, что китайское правительство не может взять на себя ответственность за жизнь Пржевальского: "Поистине нельзя нам вполне гарантировать путешественнику защиту и покровительство. К тому же теперь подошло время, когда снег заваливает горы до такой степени, что зимой и весной прекращается всякое сообщение, и пройти через горы нет никакой возможности" (по Н. Ф. Дубровину. Н. М. Пржевальский, СПб., 1890, стр. 322^.

В ответ на это признание китайского правительства представитель России сообщил, что китайцы преувеличивают трудности пути в Тибете, что смог доказать тот же Пржевальский, когда он с несколькими спутниками проник из Куку-нора в Северный Тибет. Учитывая осторожность, энергию, опыт Пржевальского, можно быть уверенным, что путешественник благополучно прошел самую тяжелую часть пути — Северный Тибет и приблизился к местам с оседлым тибетским населением. Здесь же китайское правительство может оказать содействие Пржевальскому, которому выдало паспорт и разрешение на проезд через Тибет в Лхасу.

Но Николай Михайлович не знал об этой сереписке, хотя все время и подозревал китайскую администрацию в том, что больше половины затруднений, которые пришлись на долю экспедиции от оазиса Са-чжеу до встречи с тибетскими чиновниками, — дело ее рук. Поэтому понятными кажутся те далеко не лестные оценки, на которые не скупится автор этой книги, направляя их по адресу китайских чиновников и начальников. Китайский резидент в Лхасе, конечно, приложил руку к тому, чтобы миссия Пржевальского в Лхасу не увенчалась успехом, хотя официально это так и осталось неизвестным.

К главе двенадцатой

97. Этот этнографический очерк тибетцев написан Пржевальским на основании очень небольшого знакомства его с тибетцами за время вынужденной стоянки экспедиции на горе Бумза. Он в целом, конечно, представляет большой интерес как написанный очевидцем, попавшим в неизведанный и совершенно новый этнографический мир. Пржевальский оговаривается, что он описывает только северные кочевые племена тибетцев. И действительно, южные тибетцы в этнографическом отношении отличны от северных, на юге живут тибетцы-земледельцы, и конечно, эта форма хозяйства очень сильно выделяет их от скотоводов кочевников; материальная и духовная культура в значительной степени испытывает влияние их хозяйственной деятельности.

В характеристике, сделанной Пржевальским, обращает внимание его сравнение тибетцев высшего сословия Южного Тибета, которые "так же красивы, как европейцы". Такое сравнение весьма условно, ибо и понятие "красоты" также весьма условно. Это сказано человеком с европейскими вкусами и европейской цивилизации. Ему противна и нечистоплотность кочевников. При этом нужно учитывать, в каких условиях жили и живут и сейчас номады Тибета, Монголии, Джунгарии, Куку-нора. Когда представляются конкретно материальные условия их жизни, условия быта, работы, тогда объяснима и их "нечистоплотность". Ведь сам Пржевальский, после больших переходов и больших путешествий, оглядывая себя и товарищей, восклицает: "На кого мы похожи!" Рваные, грязные, усталые, они нередко производили впечатление "диких" людей, их вид удивлял местное население.

И здесь Пржевальский обвиняет кочевников Тибета, да заодно и Монголии, в лени и трусости, а тибетцев в лени и воровстве. Как мы отмечали в книге (Монголия и страна тангутов" (1946, стр. 310, примечание 47), многие из этих качеств объясняются положением данных стран как колоний Китая, возтействием ламаизма на население. Ламы учат и призывают к бездействию, к покорности, к непротивлению. Обнищание же кочевых народов Центральной Азии приняло массовый характер и громадные размеры. Конечно, обобщение Пржевальского о тибетских кочевниках, что "это люди без всякой совести и поголовные обманщики", сделано без большого сравнительного материала и с поспешностью.