Читаем Из записных книжек полностью

Вадим Сергеевич Шефнер

Из записных книжек

Что лучше — стоять на улице и смотреть в окно своей комнаты или стоять у окна своей комнаты и видеть мир? К вопросу о «камерности».

Он был поэтом в душе, но у него получались только первые строчки.

Век пиши — век учись.

Писатель-рецидивист.

Выдумывать — легче, чем думать.

Поэзия — бегство от опыта.

Кино отучило меня от кино.

Дирижер рисует музыку палочкой.

Иногда хочется прожить подольшe не для тoгo, чтобы увидеть новое, а чтобы полнее изучить старое.

Художник в камеpe нарисовал себя повесившимся. Когда вошел тюремщик, он увидел только изображениe. Себя художник разрисовал под стену и спрятался в углу. Тюремщик побежал докладывать начальству, а художник выскользнул из камеры.

Рассказ должен быть — как пружина. Развертываться должна эта пружина нe в самом рассказе, а в уме (сознании) читателя.

Толстой умнее cвoих героев. Они, если вдуматься, не такие уж умные. Зато он мудр за них.

Моя поэзия мешaeт мне жить, а поэзия других — помогает в жизни.

Как плохо ни напиши о кино, это никогда не будет хуже самого кино.

Самые лучшие строчки приходили мне в голову далеко не в лучшие моменты моей жизни.

Подлинный такт состоит иногда в том, чтобы не быть слишком тактичным.

Сильнее всего страх именно тогда, когда человек знает, что поводов для страха нет абсолютно.

Беллетристика есть и в поэзии.

Надпись на надгробном камне на Смоленском кладбище (1795 г.):

Чувствительны сердца, на камень сей взгляните

И над моей судьбой со мною воздохните.

Приливы и отливы памяти. Есть дни, когда я помню многое, есть дни, когда многого не помню.

Я бы, конечно, забыл об этом мелком, глупом случае — то, что девчонке не понравилось мое имя. Но я рассказал об этом матери — и та вдруг заплакала. А плакала она очень редко. Поэтому я и запомнил этот случай и стал считать, что мое имя — неудачное.

Писатель и за сумасшедших должен думать (как сумасшедший), если вводит их в свой роман или повесть.

Заблуждаются умные. Глупые не заблуждаются, потому что ничего не ищут.

Я ее не люблю за то, что ее не люблю (детский разговор).

Мелкие, но въедливые неприятности, невзгоды порой так плотно обступают тебя, что хочется (в самой глубине души), чтобы случилось какое-нибудь крупное горе, которое разогнало бы все неприятности. Как лев — злых шавок... Потом подумаешь: не смей так думать!

Листопад воспоминаний.

Предают только свои. Французская пословица.

Когда нужно сделать десять шагов, а девять уже сделаны, можно сказать, что вы на полпути. Китайская пословица.

Им бы — нимбы, нам бы — ямбы.

Мы жалеем, что она была, но не жалеем, что были на ней (о войне).

Красивые женщины доверчивее некрасивых.

Глаз бури, или Попытка автобиографии.

Бог ушел навсегда, но оставил архитектуру.

Он и она любят друг друга, но выходят (настояниями родителей) за нелюбимых. Вскоре у нее умирает муж. Затем у него умирает жена. Они женаты. Через двадцать лет он признается, что отравил нелюбимую жену. И тогда она признается, что отравила нелюбимого мужа.

Голенький — алкоголенький.

Искусство молчать.

Лягусбоку — фамилия.

Киношники мыслят не образами, а приемами.

Тезис и Пузис — два кота.

Писать роман (рассказ) — как пробивать тоннель.

Девочка — не дай озябнуть.

Осеннее чувство свободы. Перед природой, перед погодой — никаких обязательств.

Бабий роман.

На даче в Левашове. У хозяйки — Боборыкин, Шеллер-Михайлов. Читал. У этих («средних») писателей очень документальны линии жизни, описания быта. Классики — те обобщают, а у этих — точное описание, как было.

Покупать автомобиль — все равно что здоровому (человеку) покупать костыли.

У каждого человека бывают вспышки гениальности. И даже — периоды (может быть).

Кусманчик — модное когда-то слово.

Гениально — но скучно.

«У мужчины — тело, у женщины — фигура».

Дяди и тети на пиру плоти.

Самолет — оскорбитель пространства.

Дети стали лучше, взрослые — хуже.

Смертельная свобода.

Есть злые и добрые числа.

Дом без кота — просто сирота.

Театр — книга для неграмотных.

Мои мыслишки из записной книжки.

Главсплетня.

Похожие книги

«Соколы», умытые кровью. Почему советские ВВС воевали хуже Люфтваффе?
«Соколы», умытые кровью. Почему советские ВВС воевали хуже Люфтваффе?

«Всё было не так» – эта пометка А.И. Покрышкина на полях официозного издания «Советские Военно-воздушные силы в Великой Отечественной войне» стала приговором коммунистической пропаганде, которая почти полвека твердила о «превосходстве» краснозвездной авиации, «сбросившей гитлеровских стервятников с неба» и завоевавшей полное господство в воздухе.Эта сенсационная книга, основанная не на агитках, а на достоверных источниках – боевой документации, подлинных материалах учета потерь, неподцензурных воспоминаниях фронтовиков, – не оставляет от сталинских мифов камня на камне. Проанализировав боевую работу советской и немецкой авиации (истребителей, пикировщиков, штурмовиков, бомбардировщиков), сравнив оперативное искусство и тактику, уровень квалификации командования и личного состава, а также ТТХ боевых самолетов СССР и Третьего Рейха, автор приходит к неутешительным, шокирующим выводам и отвечает на самые острые и горькие вопросы: почему наша авиация действовала гораздо менее эффективно, чем немецкая? По чьей вине «сталинские соколы» зачастую выглядели чуть ли не «мальчиками для битья»? Почему, имея подавляющее численное превосходство над Люфтваффе, советские ВВС добились куда мeньших успехов и понесли несравненно бoльшие потери?

Андрей Анатольевич Смирнов , Андрей Смирнов

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное