— Ну, говори, что тебе надо!
— Да заложили мы бег…
— А! Значит, денег нужно! Но ведь ты знаешь, что у меня нет лишней копейки…
— Нет, барин! — перебил меня Андрей. — Денег не надо, на то есть свои, а вас хочу просить…
— Ну, о чем же?
— Да, видите, условие бега в том, чтобы казаку Юдину бежать сто сажен, а мне с половины, — значит с пятидесяти, с человеком!..
— То есть как с человеком? Не понимаю!
— Да мне на закукорки сядет человек, я и должен бежать с ним; а он, значит, простой.
— Что ты выдумал? Этак ты всегда проиграешь.
— Нет, барин, не проиграю; уверьтесь! Бегивали не раз — знаем! А вот только надо безоблыжного седока, чтоб сноровил, да не тянул на их руку.
— А, понимаю! Ну так что же?
— Так вот и хочу просить вас…
— Проехать на тебе — так, что ли?
— Так точно! Я уже знаю, что вы не схлюздите…
— А сколько закладу?
— Пять рублей.
— Ну, а если я схлюзжу?
— Нет, надеюсь!..
— А когда бежать?
— Да сейчас! Все ждут.
— Ну а мера размежована?
— Все готово, и колышки забили.
— Хорошо — я сейчас выйду.
Повеселевший Полуэктов вышел вон из избы, а я тотчас надел вместо тяжелых кунгурских сапогов легкие козьи унты и, надернув на себя одну фланелевую блузу, вышел на улицу.
Все сняли шапки и посмеивались. Бегунцы — казак и Андрей — в одних теплых чулках на ногах, одних дабовых, синих, нижних «невыразимых» и легких, до пояса подобранных халатах, стояли на местах и ждали только меня — седока! Тот и другой бледнели от волнения и топтались на месте, словно ретивые бегунцы (скакуны).
— А верна ли мета? — спросил я.
— Безоблыжно, ваше благородие; пожалуйте!
— А кто сигнальщик?
— Я, барин! — вскрикнул Васька. — Вот как махну красным платком, так и катайте.
— Смотри, не торопись; дай хорошенько мне усесться.
— Знаю, ваше благородие, не впервы!..
Я подошел к Полуэктову, вспрыгнул ему на «закукорки», он подхватил меня под согнутые колени у поясницы, а я со сметкой взял его за плечи, чтоб не давить за шею, и сказал: «Смотри, не торопись да не упади».
В это время Васька махнул платком, все закричали, и мы побежали. Надо заметить, что на половине нашего половинного пути, как нарочно, находился небольшой взлобчик, на который забегать человеку с ношей было не совсем удобно; на что, как оказалось, и рассчитывали противники. Бежим. Я сноравливаю, сижу упруго, не мешком и нисколько не наваливаюсь на Андрея; но вот и проклятый злобчик уже близко! «Не торопись», — говорю я в ухо Полуэктову; а он хотел забежать с прыти, но запнулся и упал, а за ним, конечно, полетел и я. Нисколько не растерявшись, я моментально вскочил на ноги, дернул Андрея за шиворот, живо прыгнул ему на спину и вскричал: «Пошел!» Он подхватил — и мы побежали. Когда Полуэктов первым перешагнул черту меты, то все закричали: «Браво! браво!» Казак Юдин отстал на две сажени. Пари было выиграно; Андрей получил деньги и благодарил меня, а ему говорили все, что если б не «барин», то он проиграл бы заклад.
— Ты как же это не мог нас обогнать? — спросил я молодого, высокого роста, молодца Юдина.
— Да чего, ваше благородие! Меня смех задолил, как вы оба растянулись на злобке; точно подсекло, — не могу бежать, да и шабаш. Вот почему и проиграл, — говорил смеясь Юдин и вызывал на новое пари, но Полуэктов не согласился.
Кстати, передам здесь и другой эпизод, из моей жизни в тайге, но уже совсем не такого характера и говорящего о том, как безрассудны были мои одиночные поездки в партию.