Из записок судебного деятеля

В нынешнем году наступает пятидесятилетие Судебных уставов, создавших и водворивших суд присяжных в России. Много пришлось ему пережить тяжелого и даже опасного для его существования. По странной судьбе многих из наших учреждений эпохи «великих реформ» опасность эта грозила одновременно и со стороны врагов, и со стороны равнодушных, и со стороны слепых приверженцев. Не желая видеть ненормальности многих условий, в которые была поставлена деятельность этого суда, враги

обращали отдельные, спорадические факты, возможные во всяком деле человеческого несовершенства, в огульное обвинение и раздували редкие острые случаи в неизлечимый хронический недуг. Равнодушные

, облеченные властью и почином для устранения недостатков этого суда, давали им зреть и укореняться годами и даже десятилетиями и замыкались в близоруком бездействии законодательной рутины. Приверженцы

боялись сознаться, что у суда присяжных есть и могут быть недостатки, чтобы не дать нового оружия в руки его врагов. Но никем не охраняемые и подчас яростно осуждаемые, как «суд улицы», русские присяжные делали свое дело, не рассчитывая на награды и повышения и не страшась личного неудовольствия начальства или ответственности за то, что послушались голоса совести. Когда в 1895 году состоялось в Петербурге специально созванное совещание старших председателей и прокуроров судебных палат, их общий вывод был, безусловно, в пользу присяжных сравнительно с многими формами суда. Изучившие его на своей многолетней практике, эти лица нашли, что суд присяжных есть суд жизненный, имеющий облагораживающее влияние на народную нравственность, служащий проводником народного правосознания. Не отходить в область недалеких преданий, а окончательно укрепиться в русской жизни должен он. Русский присяжный заседатель, в особенности из крестьян, которые кладут, как неоднократно замечено, призывную повестку, сулящую им тяжелый труд и материальные лишения, за образа,

честно и стойко вынес и выносит тот опыт, которому его подверг законодатель. Думалось, что после такого приговора сведущих людей, изучивших и испытавших суд присяжных на деле, в его статике и динамике, а не на страницах газетных отчетов о процессах, можно было считать его прочность обеспеченной. Но у нас, в стране «неожиданных возможностей», случилось не так. Без всякого внешнего повода, при затишье в лагере противников, министром юстиции Муравьевым был возбужден в комиссии по пересмотру Судебных уставов (причем необходимый и полезный ремонт их грозил обратиться во многих отношениях в коренную и легкомысленную ломку) вопрос о самом существовании у нас суда присяжных, и по его настоянию были открыты для похода против последнего страницы официального журнала министерства юстиции. На его страницах и в других периодических изданиях появились «обличительные статьи» практических противников этого учреждения, встретившие горячий и достойный отпор со стороны Г. А. Джаншиева («Суд над судом присяжных»). Затем совершенно неожиданно выступил со страстными статьями и юридическими фельетонами, исполненными инсинуаций против заступников за присяжных, бывший прокурор Харьковской судебной палаты сенатор И. П. Закревский, перешедший «avec armes et bagages» [196] во вражеский стан. Такое обращение видного судебного деятеля из «Павлов в Савлы» было знаменательно и представляло тревожный признак новых испытаний для суда присяжных. Но страшен сон, да милостив бог! В многолюдном, ad hoc[197], заседании комиссии лишь трое из противников этого суда, никогда, впрочем, не скрывавшие своего мнения, прямодушно подали голос против него и остались верными себе, а Закревский беззастенчиво заявил, что его возражения имели лишь значение теоретическое, и снисходительно допустил существование этой формы суда для России. Таким образом, надо думать, что вопрос об упразднении у нас суда присяжных окончательно отошел в область прошлого и что наши представительные законодательные учреждения никогда сами не поднимут его и, во всяком случае, никогда его не поддержат. Хочется надеяться, что наши судебные деятели будут, в своей совместной работе с присяжными, облегчать им их высокую задачу и, любовно руководя ими, не станут подвергать их тяжелым испытаниям необдуманными обвинениями или односторонним освещением дела.