Из жизни идей

С возражением, заимствованным из несходства судьбы близнецов, мы уже имели дело выше: ответом астрологии было совершенно убедительное заявление, что при постоянной изменяемости констелляций не может быть двух вполне совпадающих генитур. Ответ был блистателен; но, давая его, астрология признавала за своими противниками право ставить к её тщательности и точности такие требования, каких ни один человек не в состоянии удовлетворить. Астрология могла отнестись ко всем этим придиркам со спокойным достоинством преследуемой невинности. Да, противники совершенно правы: абсолютная точность в астрологических наблюдениях невозможна. Но что же отсюда следует? Разве в астрономических наблюдениях она возможна? Однако же это не мешает астрономам предсказывать с приблизительной точностью затмения Солнца и Луны и регрессии планет. И астрологи только с приблизительной достоверностью предсказывают судьбу людей, и они подвержены ошибкам; но это – ошибки не науки, а только её представителей.

Приведём ещё одно возражение. Если излияния звёзд действуют на младенца в ту минуту, когда он впервые втягивает в себя живительную струю воздуха, то нет ровно никакого основания думать, что они не действуют точно так же и на всякое другое одушевлённое существо. Другими словами: астрологи, в случае надобности, должны были уметь определить генитуру любого головастика, любого комара… Первая и долгое время единственная союзница астрологии, стоическая философия, этой идеи не признавала. Ее возвышенному идеализму претила мысль о качественной однородности человека и бессловесной твари. Таким образом, астрологии оставалось одно из двух: или смиренно принять удар, или нарушить договор с союзницей. Она избрала последнее. К тому же, теряя покровительство стоиков, она приобретала дружбу новопифагорейцев, и сверх того увеличивала свою клиентелу легионами сердобольных римских барынь, которые были рады возможности узнать от астрологов генитуру своих собачек.

Как видит читатель, борьба астрологии с наукой велась далеко не безуспешно для первой; она деятельно отбивалась от ударов физики и астрономии и из каждой стычки с ними выходила только более сильной и способной к сопротивлению. Немудрено поэтому, что в конце концов она одержала решительную победу. Этой победой было обращение в астрологическую веру самого славного из астрономов императорской эпохи, того, работы которого мы привыкли считать венцом античной космографии, – Клавдия Птолемея. Написав свое знаменитое космографическое сочинение, основание всех трудов и исследований в этой области вплоть до Коперника, Птолемей обратил внимание и на астрологию; ей он посвятил свое второе главное произведение. В нём он оградил астрологию со стороны науки точно так же, как некогда Посидоний оградил её со стороны философии. Как человек трезвого, тонкого ума, он старался по возможности ограничить область абсурда; он относится с явным недоброжелательством к наивной качественной дифференциации знаков зодиака, заменяя его в этом отношении кругом генитуры с его произвольной, но все же более разумной терминологией. Равным образом он устраняет все мифологические объяснения; его объяснения – преимущественно физические. Вообще, в его обработке астрология получила всё внешнее подобие настоящей серьёзной науки; что только мог сделать человеческий ум для того, чтобы из целого хаоса произвольных, ребяческих и часто противоречивых традиций создать единую, сплочённую и последовательную систему, то сделал для астрологии Птолемей.

XVII. Всё же важность Птолемея для астрологии могла сказаться лишь позднее. Ближайшая судьба нашей науки зависела от того, будет ли она принята в ковчег христианства. А туда ей Птолемей доступа открыть не мог: плоскостью непосредственного соприкосновения античной мысли с христианской была не наука в тесном смысле, а философия. Правда, с философией у астрологии были давнишние хорошие отношения, благодаря стоицизму и Посидонию; но ореол стоической метафизики стал заметно меркнуть к эпохе распространения христианства: его затмевал чем далее, тем более блеск другого, гораздо более мистического учения – неоплатонического. Неоплатонизм был для астрологии первой инстанцией – через него и благодаря ему она могла рассчитывать также и на пощаду со стороны христианства. Но для этого нужно было подвергнуть астрологию экзамену по той её части, которою она, как наука преимущественно практическая, всегда сравнительно мало интересовалась, предоставляя её своей союзнице, стоической философии. Первый вопрос: как велит она нам думать о свободе воли и о предопределений Второй: что представляют из себя, теологически рассуждая, её планетные божества?