Из жизни снобов

Они подъехали к отелю. Перед тем как выйти из машины, Дженни посмотрелась в зеркальце из косметички и подняла воротник мехового манто. В вестибюле гостиницы Джейкоб то и дело на кого-то натыкался, всякий раз произнося напряженным и неуверенным голосом: «Прошу прощения». Двери лифта были открыты. Дженни, выглядевшая смущенной и печальной, вошла в кабину и, беспомощно сжав кулачки, протянула руки к Джейкобу.

– Джейк! – повторила она.

– Спокойной ночи, Дженни!

Она повернулась к задней стенке кабины. Дверцы щелкнули.

«Постой! – чуть не закричал он. – Ты не поняла, что ты сделала, когда нажала кнопку?»

Он развернулся и, ничего не замечая вокруг, вышел на улицу.

– Я ее потерял! – прошептал он со страхом и испугом. – Я ее потерял!

Он пошел пешком по 59-й улице до площади Колумба, а затем свернул на Бродвей. Сигарет у него не было, он забыл их в ресторане; он зашел в табачную лавку. Вышла какая-то заминка со сдачей, и кто-то в лавке громко рассмеялся.

Выйдя на улицу, он замер в недоумении. Затем на него нахлынула тяжелая волна понимания, тут же отступив и оставив его оглушенным, без сил. А затем вернулась вновь, снова захватив его с головой. Словно перечитывая историю с трагическим концом и теша себя дерзкой надеждой, что на этот раз все кончится иначе, он вернулся в то самое утро, к началу, на год назад. Но волна, грохоча, вернулась назад, вселив в него уверенность в том, что для него Дженни теперь навсегда останется там, в номере на верхнем этаже отеля «Плаза», одна, без него.

Он пошел по Бродвею. На козырьке зала «Капитолий» в ночи светилась надпись из пяти слов заглавными буквами: «КАРЛ БАРБУР И ДЖЕННИ ПРИНС».

Он вздрогнул, прочитав ее имя, словно эти слова произнес какой-то прохожий у него за спиной. Остановился и стал смотреть. Надпись привлекала не только его; люди шли мимо, обходили его и заходили в здание.

Дженни Принс.

Теперь, когда она больше не принадлежала ему, ее имя обрело совершенно самостоятельное значение.

Оно висело в ночном небе, холодное и недоступное, вызывающее, ничему не подвластное.

Дженни Принс.

Оно как бы звало: «Заходи и полюбуйся на мою красоту! Воплоти свои тайные мечты, целый час я буду лишь твоей».

ДЖЕННИ ПРИНС.

Это было неправдой: сейчас она была в отеле «Плаза», в кого-то влюблена… Но ее имя, со всей своей яркой настойчивостью, все так же одерживало верх над ночным мраком.

«Я очень люблю своих дорогих зрителей. Я всех их очень люблю!»

Вдали опять показалась волна с белыми барашками; она катилась на него, волна сильной боли, и вот она на него накатила. «Больше никогда. Больше никогда». Прекрасное дитя, которое однажды изо всех сил пыталось ему отдаться. Больше никогда. Больше никогда. Волна ударила его, накрыла его с головой, забилась у него в ушах тяжелыми ударами агонии. Гордое и недоступное имя над головой дерзко бросало вызов ночи.

ДЖЕННИ ПРИНС.

Она была там! Вся она, целиком, все самое лучшее, что было в ней – ее старание, ее сила, ее триумф, ее красота.

Джейкоб пошел вперед с толпой и купил себе в кассе билет.

Смущенно оглядел фойе кинотеатра. Затем увидел вход в зал, вошел и занял место в безбрежной пульсирующей тьме.

Чистый лист

Настал первый теплый день; впервые в этом году в ресторане в Булонском лесу выставили столики на улицу. С каштанов косо падали цветки, дерзко атакуя масло и вино; Джулия Росс даже съела несколько штук с хлебом, прислушиваясь к плеску крупных золотых рыбок в пруду и шуму воробьев за соседним опустевшим столиком. Все вновь оказались на виду: и официанты с деловыми лицами, и недоверчивые большеглазые француженки на высоких каблуках, и сидевший прямо перед ней Фил Хофман, поднимавший вилку так осторожно, словно на ней было наколото его сердце, и даже исключительно красивый мужчина, только что вышедший на террасу.

…багряный полдень дышит легкой силой,и каждый нераскрывшийся бутоновеян влагою со всех сторон…

Джулия внутри затрепетала; но она держала себя в руках; она не вскочила и не закричала: «Ах, ах, ах! Что за чудо!», и не стала толкать метрдотеля в пруд с лилиями. Она, хорошо воспитанная женщина двадцати одного года от роду, просто сидела и трепетала.

Фил встал, держа в руках салфетку:

– Привет, Дик!

– Привет, Фил!

Это был тот самый красивый мужчина; Фил отошел от столика на несколько шагов и стал с ним беседовать.

– …встретил в Испании Картера с Китти…

– …«Бремен» был переполнен…

– …так что я хотел…

Фил сел обратно за столик, а мужчина пошел дальше за метрдотелем.

– Кто это? – спросила она.

– Мой приятель, Дик Рэгленд.

– Я в жизни еще не видела такого красавца!

– Да, он красив, – без всякого воодушевления согласился Фил.

– Красив?! Да он – архангел, он – прямо-таки пума, он – просто кексик! Почему ты меня с ним не познакомил?

– Потому что в Париже не найти американца с репутацией хуже, чем у него!