Изабелла Баварская. Приключения Лидерика. Пипин Короткий. Карл Великий. Пьер де Жиак

Приближался день свадьбы, каждый по-своему готовился к празднеству, помышляя лишь об одном: чем бы поразить собрание. Бал открылся кадрилью, маски были обычные; но в одиннадцать часов послышались крики: "Расступись!", пиковый и бубновый валеты с алебардами в руках встали по обе стороны двери, и дверь почти мгновенно отворилась, пропустив игру в пикет; короли шествовали друг за другом в порядке старшинства: первым шел Давид, за ним — Александр, далее — Цезарь и, наконец, — Карл Великий. Каждый подавал руку даме своей масти, за которой тянулся шлейф, поддерживаемый рабом. Первый раб был наряжен, как для игры в мяч, второй — в бильярд, третий изображал шахматы, четвертый — игру в кости. Далее следовали, составляя штат королевского двора, десять тузов, одетых гвардейскими капитанами и возглавлявших каждый девять карт. Кортеж замыкали червовый и трефовый валеты; они затворили двери, дав, таким образом, понять, что все в сборе. Тотчас дали сигнал к танцам, и короли, дамы и валеты составили кружки по три — по четыре одинаковые фигуры, — это привело всех в неописуемый восторг, затем красные масти встали с одной стороны, черные — с другой, и игра завершилась общим контрдансом, где смешались все масти и придворные разного пола, возраста и ранга.

Еще не смолкло веселье, вызванное выдумкой, которую все нашли весьма забавной, как в соседней зале раздался чей-то голос, на ужасном французском требовавший, чтобы ему указали, где вход. Все решили, что это новая маскарадная затея, и выразили готовность поддержать ее. И вправду, указать вход требовал вождь дикого племени, тянувший за веревку пятерых своих подданных, привязанных друг к другу и облаченных в длинные балахоны, на которые с помощью смолы были наклеены нити, выкрашенные в цвет волос, — создавалось впечатление, что мужчины наги и волосаты, как сатиры. Дамы вскрикнули и отпрянули назад, а в середине залы образовался круг, где вновь прибывшие принялись отплясывать свой дикий танец. Через несколько секунд дамы до того осмелели, что приблизились к дикарям, лишь герцогиня Беррийская одиноко стояла в уголке. Главарь дикарей, чтобы попугать бедняжку, устремился прямо к ней. Вдруг раздались громкие крики: герцог Орлеанский неосторожно придвинул факел к одному из дикарей, и все пятеро тотчас оказались объяты пламенем. Один из них бросился к дверям, другой же, не помышляя о собственном спасении, забыв о боли, кинул в залу потрясшие всех слова:

— Спасайте короля! Небом заклинаю, спасайте короля!

Тоща герцогиня Беррийская, решив, что подошедший к ней вождь дикарей не кто иной, как сам Карл, обхватила его обеими руками, но он рвался к своим товарищам, хотя ничем не мог им помочь и ему грозила опасность сгореть вместе с ними; однако герцогиня крепко держала его и звала на помощь. Отовсюду неслись крики отчаяния, и все тот же голос тревожно взывал:

— Спасайте короля! Спасите короля!

Четверо охваченных огнем мужчин являли собой ужасное зрелище. Никто не пытался приблизиться к ним: горящая смола стекала с них на пол, они рвали на себе одежду — эту тунику Несса — и вместе с материей вырывали куски мяса; жалость и ужас, говорит Фруассар, охватили тех, кто находился в этот полночный час в зале и слышал вопли несчастных; двое, уже мертвые, распростерлись на полу: один был герцог Жуани, другой — Эмери де Пуатье, а двух других унесли обгоревшими в их особняки, то были Анри де Гизак и побочный сын де Фу а, у него еще хватило сил, несмотря на свои муки, слабеющим голосом сказать:

— Спасайте короля! Спасайте короля!

Пятый, де Нантуйе, тоже весь охваченный огнем, кинулся прочь из залы, внезапно вспомнив о складе бутылок, мимо которого он проходил: он видел там огромные чаны с водой, в которых обычно полоскали стаканы и кубки; он помчался туда и бросился в воду — присутствие духа спасло его.

Король заявил, что озабочен состоянием своей тетушки герцогини Беррийской, а та, указав ему на Изабеллу, лежавшую в обмороке на руках у своих дам, настояла, чтобы он переоделся; через несколько минут Карл вернулся уже не в маскарадном костюме, а в своем обычном платье, и страх за короля утих. Услышав его голос, Изабелла пришла в себя, но долго еще не могла успокоиться и поверить, что действительно видит короля и что он в безопасности.

Герцог Орлеанский пребывал в отчаянии, так как ясно было, что беда случилась из-за его неосторожности и неблагоразумия. Но как он ни горевал, помочь горю было нельзя. Однако герцог продолжал яростно винить себя, он готов был понести наказание, говорил, что причина всего — его безрассудство и что он отдал бы свою жизнь, лишь бы вернуть жизнь несчастным, которых он погубил. Король простил его: ведь то, что свершилось, свершилось не по злому умыслу.