Изба и хоромы

К нам в дом часто хаживала одна мелкопоместная дворянка, Макрина Емельяновна Прокофьева… Земли у Прокофьевых было очень мало, но, несмотря на их малоземелье, у них был фруктовый сад, в то время сильно запущенный, но по количеству и разнообразию фруктовых деревьев и ягодных кустов считавшийся лучшим в нашей местности. Был у Прокофьевой и огород, и скотный двор с несколькими головами домашнего скота, и домашняя птица, и две-три лошаденки. Ее дом в шесть-семь комнат был разделен на две половины: одна из них, вероятно более ранней стройки, в то время, когда мы бывали у нее, почти совсем развалилась, и в ней держали картофель и какой-то хлам, а в жилой половине была кухня и две комнаты, в которых и ютились мать с дочерью. В этом доме, видимо, прежде жили лучше и с большими удобствами: в спальне стояли две огромные деревянные двуспальные кровати… Они занимали всю комнату, кроме маленького уголка, в котором стояла скамейка с простым глиняным кувшином и чашкою для умывания. В другой комнате были стулья и диван из карельской березы, но мебель эта уже давным-давно пришла в совершенную ветхость: по углам она была скреплена оловянными планочками, забитыми простыми гвоздями. Посреди комнаты стоял некрашеный стол, такой же, как у крестьян. К одной из стен был придвинут музыкальный инструмент – не то старинное фортепьяно, не то клавесины. Вероятно, в давнопрошедшие времена он был покрашен в темно-желтый цвет, так как весь был в бурых пятнах различных оттенков. Его оригинальность состояла в том, что, когда летом порывы ветра врывались в открытые окна, его струны дребезжали и издавали какой-то хриплый звук, а в зимние морозы иногда раздавался такой треск, что все сидящие в комнате невольно вздрагивали.

В хозяйстве Макрины… более всего чувствовался недостаток в рабочих руках. У нее всего-навсего было двое крепостных – муж и жена, уже немолодые и бездетные…» (19; 215–216, 221–223).

Представить себе бедность таких помещиков можно, сопоставив их с помещиком средней руки, например, отцом А. Фета, у которого все же было 300 душ; правда, он был обременен большими долгами – следствием увлечения карточной игрой на военной службе. Но кто же тогда не играл в карты и не имел долгов? И вот отец Фета, приехавший в Петербург по делам, связанным с судебным процессом, бегал «по недостатку в деньгах пешком по Петербургу,… намявши мозоли, вынужден был, скрепя сердце, продолжать мучительную беготню» (109; 39). А каково было тем, у кого имелось не 300, а 30 душ?

Понятно, что если даже зажиточные провинциальные помещики не имели возможности выписать из столицы порядочного учителя или нанять хотя бы сносного местного учителя народного училища и обходились большей частью или семинаристами, или даже грамотными крепостными, то положение нищих мелкопоместных в этом отношении было много хуже. «Макрина», описанная Водовозовой, привозила к своим соседям дочь, и та хоть чему-то, хоть со слуха могла научиться. Но Макрина знавала лучшие дни и понимала, что девушка должна была иметь хоть какое-то воспитание и образование. А прочие… Мальчиков все же учили самому необходимому и элементарному, например, читать и писать. Обходились при этом собственными «куцыми» знаниями, а то и нанимали в учителя дьячка приходской церкви за горшок каши и полтину медью (стандартная плата за первоначальное обучение). А девочки… А зачем их учить? Им же не на службу идти. А крохотным хозяйством, выйдя замуж за такого же мелкопоместного, и без грамоты можно заниматься. Аналогичным было и воспитание: «манеры» перенимали у своих, более богатых соседей, или свободно обходились без них. Упоминавшаяся соседка Яньковой, Бершева, сама со своими девками «отряхавшая» мак, употребляла в обществе своей богатой и знатной соседки обычную площадную брань.

Самым простым и, пожалуй, достойным способом пожить в тепле и сытости для таких помещиков было – стать компаньонкой или приживалом богатого соседа. Например, у зажиточного и одинокого дядюшки А. Фета «нередко проживали ближайшие мелкопоместные дворяне, составлявшие ему партию на бильярде или в бостон» (109; 87). Дед Галахова, владелец 200 душ, тоже после чая «играл с гостем или проживавшим у него для компании бедным дворянином на бильярде, в шахматы, в шашки» (25; 42). И в доме родителей Фета «часто за столом появлялись мелкопоместные дворяне из Подбелевца, бывавшие точно так же и в других домах нашего круга: у Мансуровых, Борисовых и Зыбиных. Отец, в свою очередь, был скорее приветлив, чем недоступен и горд… Невзирая на такое радушие, отец весьма недоброжелательно смотрел на мелких подбелевских посетительниц, вероятно, избегая распространения нежелательных сплетен.