Избегнув чар Сократа

Из-за третеей же струйки дым столбом валит,

Дым столбом валит да сам со пламенью.

Наконец и красавец Боб отпустил ее. Они не убивают смельчаков, но уж испытывают до конца.

И вот впереди пустота и свет. Неужели? Неужели там В-нс и можно напрямую увидеть и понять его? Шаг, еще шаг, светлее, светлее…

Невероятно.

Перед ней, освещенный лучами, стоял портрет В-нса — огромный, до потолка, портрет у пустой стены. Какова обманка! Приближенные-то, оказывается, не имеют его, они лишь собирают дань с группы, заставляя видеть в себе избранников! Тум-тум-тум. Ну и дела! И еще… что и сам-то он… не совсем сам, а… гм… На этом открытия не закончились. Потому что за портретом стояла каменная резная чаша, доверху наполненная скрученными записками.

— Нашими упованиями! — ахнула Астра.

Итак, если не вся, то большая часть группы существовала в режиме упования на спасение в юдоли страха и печали, где Учитель казался Божеством. Безумие о спасении — вот наживка. Она ли не привязывает! Она ли не держит! Чары, настоящие чары. Что-то ей это напоминает…

Да сознает ли это В-нс?!

Она покачала головой.

— Не угадаешь, пускаясь в странствие, в какие края тебя вынесет. Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Сколько возможностей у тех, кто научился работать! Жизнь и есть поле возможностей. Вон что, оказывается! Оказывается, вон оно что! И разве это не духовная ценность?

Но В-нс, ее страх перед ним? Всю жизнь искать Человека, чтобы с его помощью выйти из неведенья, а, встретив, беспомощно зависнуть, потеряв волю, в страхе и самоуничижении!

— Скворушка-Скворя, на тебе зерен. На тебе водички, отстоянной, чистой. Пей, Скворушка!

Скворец в большой прутяной клетке посмотрел одним глазом на Тасю, моргнул, посмотрел на Прошу.

— Он меня боится, — сказал Проша.

Скворец стал клевать зерно.

— Нисколько, — прошептала Тася. — Ты ему понравился, Проша. А почему у тебя нет животных? Тебе не хочется?

— Очень хочется, но мама говорит, что у меня…. ал… але… это когда слезы текут из глаз. Мама рассказывала, что когда она была маленькая, у нее всегда были кошки. Зато у меня есть муха. Ее зовут Ашка.

Тася округлила глаза.

— Разве мухи еще не спят?

— Моя не спит. Она летает грузно, как плохой самолет, а сидеть любит возле плиты на деревянной картинке.

— А ты бы хотел иметь кого-нибудь?

Проша вздохнул.

— У нас в деревне, у папиной бабушки есть собака Шарик. Он живет в конуре. От него у меня не течет ни одна слезинка. Никогда.

Из кухни выглянула Марина.

— У вас все в порядке?

— А скворец клевал зерно при госте. Правда-правда, мама! — темноглазая Тася с длинными косичками чуть застенчиво улыбнулась.

Папы, папы не было у нее, и как же переживало детское сердце!

— Ну, играйте, — Марина закрыла дверь.

Там, в кухне, за накрытым столом сидели еще двое. Астра и незнакомый ей мужчина лет сорока. Марина пригласила Астру присмотреться к нему и сказать свое слово. Мужчина понимал это, был прост, внимателен к дамам, рассказывал забавные приличные истории о кинематографе, где занимал немалый пост даже сейчас, когда общие трудности сильно ударили по всем студиям.

— Я не обещаю быстрого роста, но наше кино станет еще краше прежнего, не потеряв русской сердечности и талантов. Не скоро, но так будет.

Жил он один в собственной квартире, держал красавца-боксера, и, почему бы и нет? присватывался к Марине, с которой познакомился у друзей.

— Вот так-то, — задумчиво проговорила хозяйка, одетая в темно-розовое шелковое платье. — А что поделывают наши артисты в известном возрасте? Чем живут? Особенно женщины?

Он вздохнул.

— Их следует только пожалеть. Время уходит, лица забываются, что особенно… — он спохватился и закончил с улыбкой. — Для них существует театр, и многие даже процветают.

На другой день Астра высказалась перед подругой.

— Мариночка, я не умею и не имею права просматривать других людей. Но я не думаю, что это Он, твой избранник.

— Не избранник, а вариант, — жестковато сказала Марина, не скрывая разочарования.

— Для тебя это не было серьезно, признайся, — голос у Астры был мягкий, почти родной. — Тасе нужен не такой папа, разве не видно?

— Я устала, золотце. Ус-та-ла.

Они обнялись, сердечные подруги, матери, женщины, идущие сквозь испытания жизни.

По дороге в библиотеку Астра посидела в редакции, взяла для себя и друзей несколько экземпляров газетки, где появился ее рассказ о детях (автор Астра Романцева), и побежала к метро пешком.

В общем, она уже знала, что В-нс живет где-то поблизости, и то появление на остановке не было чудом. И смутно ожидала новой встречи, даже готовилась к спокойным умным вопросам. Но чтобы так! Электрический ток в сердце и колени пронзил ее. В-нс шел навстречу быстрым широким ходом, и был так поглощен внутренней работой, что его будто бы и не было на тротуаре. Не было лица, а была маска аскета с опущенными сверху вниз веками прямо на впалые щеки. И все это на быстром широком ходу. Астра отступила к стене дома. Нет, приветствовать его сейчас она не посмеет!