— Я же говорила, что ты можешь прекрасно учиться. Как раз и почерк исправил и для мамы приятное сделал. Вот только ошибки: раз, два, пять, восемь ошибок. И буквы напропускал, и слова не дописал. Просто беда.
Проша побледнел.
— Дай сюда!
Но Тася проворно взметнула руку вверх.
— Не обижайся, Проша. Вы этого еще не проходили. «Сверху», например, пишется слитно, а «куча-мала» через черточку. Пойдем, получишь свой приз. Только куртку надень, мама твоя велела.
— Куртку? — повторил он странным голосом.
— Да, погода ненадежная.
Прежде чем уйти, Тася навела порядок в комнате. Оправила плед на тахте, расставила стулья, устроила на видное место сочинение. И довольная, направилась в прихожую, полагая, что Проша давно готов и ждет ее с нетерпением. Девочки любят, чтобы их немножечко ждали.
Однако, Проша не только не ждал ее, он и не оделся даже! Он горестно созерцал свою куртку, разложенную на велосипеде. А куртка эта…
— Ой! — вскрикнула Тася. — Ой, Проша! Ой, какой ужас!
Вся куртка — перёд, рукава, воротник — были безобразно заляпана чем-то мерзким и маслянистым.
— Ну и пусть, — со злостью произнес он. — Я не виноват, что они мажут деревья дегтем.
— А ты залез? — упавшим голосом спросила она.
— Я всегда залезаю.
— Ой-ой-ой! — запричитала Тася. — И совсем еще целая, и рукава еще длинные…
— Это старуха в девятого этажа намазала, — сказал Проша и противно передразнил. — «Мальчик, слезь с дерева! Девочка, сойди с травы!» Вот еще! Не буду я всех слушаться!
— Конечно, — сочувственно поддержала Тася, — или старик, что розы развел на месте песочницы. Да, это он, его даже собаки боятся.
— Не буду я всех бояться!
— Что же ты теперь? Дома сидеть будешь?
— Вот еще!
Он решительно шагнул к куртке, сунул руки в рукава. Но тут глаза его округлились и покраснели.
— Помоги мне, Тася, пожалуйста, а?
Девочка поспешно кивнула головой.
— Как раз я и сама хотела. Пойдем скорее, — и отступила, пропуская его вперед.
В ванной комнате, отстранившись на вытянутую руку, она принялась тереть его горячей мокрой губкой, обмакнутой в стиральный порошок. Проша покрылся теплой грязной пеной, в которой быстро истаяли излишки дегтя. Но не пятна. Пятна злорадно проступили на прежних местах, едва их обтерли тряпкой.
— Не получилось, — безнадежно вздохнула Тася.
Однако, владелец куртки судил иначе. Приподнявшись на цыпочки, он залюбовался на себя в зеркало.
— Знаешь, Тася, на кого я похож? На десантника, точь-в-точь, зеленое с коричневым. Очень-очень похож.
Тася не улыбнулась. Перед нею была просто испорченная вещь и ничего больше.
— Твоя мама знает?
— Нет еще, — беспечно ответил он и независимым солдатским шагом направился к велосипеду. — Неси апельсиновые.
— Ты хоть обсушись.
— На скорости высохнет.
— Тогда сейчас.
Она отворила свою квартиру.
— «Зачем пришел?»— донесся скрипучий голос.
— Ката-Рика, привет! — засмеялся Проша и увидел и второго своего любимца, Краську.
Кот осторожно приблизился к порогу. Хвост его струился кверху, подрагивая, как дымовой столб, зеленые глаза вопросительно вскинулись на соседского мальчика, на его велосипед, украшенный цветными спиралями, прищепками и жужжалками. Изогнувшись, пышный хвост лег на пол. Краська уселся на коврик, так и не переступив порога.
Тася вернулась.
— Держи, — протянула она горделиво.
О, это был совсем неплохой трофей, тускло-золотистая пачка с оранжевой, как солнце, апельсиновой звездой. Это была вполне достойная награда. И зажав ее в кулаке, Проша подпрыгнул и рубанул им по воздуху, точно футболист, забивший победный гол. Клёво! Оле-оле-оле-оле!
И покатил байк к лестнице.
— Счастливчик, — вновь вздохнула Тася, — а мне до вечера сидеть, случай придумывать.
— Напиши про кота, как он пропал, а мы искали. Или про Ката-Рику что-нибудь, — подал совет Проша и загремел колесами вниз по ступенькам.
— А что? — приостановилась Тася. — Конкретно. Правда-правда, конкретно.
Замок ее двери тихонько щелкнул, а минуту спустя снизу донесся гулкий хлопок входной двери. И все стихло.
В мае Окаста подъезжал с Астрой к порогу школы. Вехов имел ухоженный европейский вид и растревоженные русские глаза. По дороге Астра, как могла, подготовила его, свежего человека, к встрече и работе с таким явлением как В-нс.
В-нс не задержался. Вдвоем они отошли в угол школьного двора, присели на изогнутую светло-зеленую скамейку, и беседовали так долго, что группа выходила в теплый майский вечер на широкое школьное крыльцо, оглядывалась: не освободился ли В-нс?
Наконец, собеседники поднялись.
Назавтра Окаста приехал к друзьям с подарками. Эти подарки каждому члену семьи были красивы, практичны, имели высокое скандинавское качество, потому что подбирала их его супруга, душа которой, далекая от метаний Окасты, с удовольствием принимала удобства европейского образа жизни. Они сели на кухне. Поодаль, в комнате с открытой дверью, Проша рисовал в альбоме фломастерами. Обняв гостя, Кир опрокинул с ним за встречу по «маленькой» и умчался. Астра разрезала пирог. Он был еще горячий, с румяной решеткой, в углублениях которой светилось абрикосовое варенье.