Изборник

Война без падших мертвых не бывает (1254 г.).

ИЗ «ИПАТЬЕВСКОЙ ЛЕТОПИСИ»

Мир держится до рати, а рать — до мира.

Не место украшает человека, а человек место.

Когда бог хочет наказать человека, то лишает его разума.

Лучше на родине костями лечь, чем на чужбине быть почете.

Один камень много горшков перебьет.

Притчею говорят книги: не осталось камня на камне.

Не поморив пчел, меду не есть.

Война без мертвых не бывает.

ИЗ «ЛАВРЕНТЬЕВСКОЙ ЛЕТОПИСИ»

Брань славна луче есть мира студна (1186, 1187, 1239 гг.).

Иде же закон, ту и обид много (1175 г.).

Не в силах бог, но в правде (1263 г.).

ИЗ «ЛАВРЕНТЬЕВСКОЙ ЛЕТОПИСИ»

Лучше добрая война, чем худой мир.

Где закон, там и обид много.

Не в силе бог, а в правде.

Слово Даниила Заточника

 Подготовка  текста,  перевод  и  примечания  Д.  С.  Лихачева

СЛОВО ДАНИЛА ЗАТОЧЕНИКА, ЕЖЕ НАПИСА СВОЕМУ КНЯЗЮ ЯРОСЛАВУ ВОЛОДИМЕРОВИЧЮ

Въструбимъ, яко во златокованый трубы, в разумъ ума своего и начнемъ бити в сребреныя арганы возвитие мудрости своеа. Въстани слава моя, въстани въ псалтыри[276] и в гуслех. Востану рано, исповѣмъ ти ся. Да разверзу въ притчах гаданиа моя и провѣщаю въ языцѣх славу мою. Сердце бо смысленаго укрѣпляется въ телеси его красотою и мудростию.

СЛОВО ДАНИИЛА ЗАТОЧНИКА, НАПИСАННОЕ ИМ СВОЕМУ КНЯЗЮ ЯРОСЛАВУ ВЛАДИМИРОВИЧУ

Вострубим, как в златокованые трубы, во все силы ума своего, и заиграем в серебряные органы гордости своею мудростью. Восстань, слава моя, восстань в псалтыри и в гуслях. Встану рано и расскажу тебе. Да раскрою в притчах загадки мои и возвещу в народах славу мою. Ибо сердце умного укрепляется в теле его красотою и мудростью.

Бысть языкъ мои трость[277] книжника скорописца, и увѣтлива уста, аки рѣчная быстрость. Сего ради покушахся написати всякъ съузъ сердца моего и разбих злѣ, аки древняя младенца о камень.[278]

Был язык мой как трость книжника-скорописца, и приветливы уста мои, как быстрота речная. Того ради попытался я написать об оковах сердца моего и разбил их с ожесточением, как древние — младенцев о камень.

Но боюся, господине, похулениа твоего на мя.

Но боюсь, господине, осуждения твоего.

Азъ бо есмь, аки о́на смоковница проклятая:[279] не имѣею плода покаянию; имѣю бо сердце, аки лице безъ очию; и бысть умъ мои, аки нощныи вранъ на нырищи, забдѣх; и расыпася животъ мои, аки Ханаонскыи царь буестию;[280] и покрыи мя нищета, аки Чермное море фараона.[281]

Ибо я как та смоковница проклятая: не имею плода покаяния; ибо имею сердце — как лицо без глаз; и ум мой — как ночной ворон, на развалинах бодрствующий; и закончилась жизнь моя, как у ханаанских царей, бесчестием; и покрыла меня нищета, как Красное море фараона.

Се же бѣ написах, бѣжа от лица художества моего, аки Агарь рабыни от Сарры[282] госпожа своея.

Все это написал я, спасаясь от лица бедности моей, как рабыня Агарь от Сарры, госпожи своей.

Но видих, господине, твое добросердие к собѣ и притекох къ обычней твоеи любви. Глаголеть бо въ Писании: просящему у тебе даи, толкущему отверзи, да не лишенъ будеши царствия небеснаго; писано бо есть: возверзи на господа печаль свою, и тои тя препитаеть въ вѣки.

Но видел, господине, твое добросердечие ко мне и прибег к всегдашней любви твоей. Ибо говорится в Писании: просящему у тебя дай, стучащему открой, да не отвергнут будешь царствия небесного; ибо писано: возложи на бога печаль свою, и тот тебя пропитает вовеки.

Азъ бо есмь, княже господине, аки трава блещена, растяще на застении, на ню же ни солнце сиаеть, ни дождь идет; тако и азъ всѣмъ обидимъ есмь, зане не ограженъ есмь страхом грозы твоеа, яко плодомъ твердым.

Ибо я, княже господине, как трава сорная, растущая под стеною, на которую ни солнце не сияет, ни дождь не дождит; так и я всеми обижаем, потому что не огражден я страхом грозы твоей, как оплотом твердым.

Но не възри на мя, господине, аки волкъ на ягня, но зри на мя, аки мати на младенецъ. Возри на птица небесныа, яко тии ни орють, ни сѣють, но уповають на милость божию; тако и мы, господине, жалаем милости твоея.

Не смотри же на меня, господине, как волк на ягненка, а смотри на меня, как мать на младенца. Посмотри на птиц небесных — не пашут они, не сеют, но уповают на милость божию; так и мы, господине, ищем милости твоей.

Зане, господине, кому Боголюбиво, а мнѣ горе лютое; кому Бѣло озеро, а мнѣ чернѣи смолы; кому Лаче озеро,[283] а мнѣ на нем сѣдя плачь горкии; и кому ти есть Новъгород, а мнѣ и углы опадали, зане не процвите часть моя.

Ибо, господине, кому Боголюбово, а мне горе лютое; кому Белоозеро, а мне оно смолы чернее; кому Лаче-озеро, а мне, на нем живя, плач горький; кому Новый Город, а мне и углы завалились, так как не расцвело счастье мое.