Избранник духа Тантры (том 1)

— Привет, Пупс, — поздоровался он с ней. Пупсом, от слова «пупсик», Саша ее прозвал еще с детства, когда она была пухленькой. Это дополнительное имя сестры было ласкательным, и использовал он его тогда, когда был очень рад ее видеть или просто имел по отношению к ней положительный настрой.

Они чмокнули друг друга в щечку и вместе обняли свою мать. От нахлынувших чувств Анна прослезилась.

— Ну хватит, мать, ты же знаешь что я не люблю телячьи нежности, я приехала не для того, чтобы смотреть на твои слезы.

Стряхнув с лица соленые капли, Анна улыбнулась и представила Антонине Раду, только что вышедшую из кухни.

Сестра Александра была на три года его старше и училась в Севастопольском институте. После окончания школы она сразу перебралась туда и лишь изредка, раз в полгода, наведывалась домой. Ее появление было сравнимо с праздником, и обычно, мать не отпускала ее из дому к старым подругам до тех пор, пока не выговаривала все, что за время отсутствия дочери накипело на душе.

После завтрака Саша пошел проведать Гуронца и отдать ему уже ненужные запчасти от мопеда, а когда вернулся обратно, все стало каким-то другим.

Дверь детской отворилась и оттуда выглянула мать, вид у нее был недобрый.

— Сын, через минуту зайди к нам с Тоней в комнату, — сказала суровым приказным тоном Анна.

Он прошел в ванную, чтоб помыть руки. К нему проскользнула Рада и с настораживающей усмешкой шепнула:

— Держись, очищение началось! Примесь грязно-розового, грязно-желтого и красного свечений поджидает тебя в комнате.

Не успел Саша до конца осмыслить слов Рады и открыть рот, чтоб переспросить, как она так же тихо юркнула в свою комнату.

— Ну где ты там?! — недовольство матери нарастало.

Он зашел в детскую и прилег к себе на кровать, глупо и невинно улыбнувшись. Тоня и Анна сидели на одной кровати и хищно поглядывали на него. Саша огляделся. Комната представилась ему серой и безжизненной, не такой какой она была еще утром, до приезда сестры. Сразу стали видны порванные на стыках обои, слегка почерневшие углы, пыль на батарее и местами заляпанное стекло. Здесь наивно пахло духами сестры, за которыми скрывалась сырость и затхлость комнаты. Неприятная сердцу пустота, пропитанная безысходностью, витала в пространстве. Почему-то тусклое освещение, которого Саша раньше не замечал, боролось с дневным светом пасмурного неба.

Ну-с, рассказывай, брательник, чем ты тут занимаешься? — ехидно спросила сестра.

Хм… Да много чем, — стараясь быть веселым, ответил он, — йогой, тенсегрити, пранаямой, Кастанеду читаю…

На Антонину посыпались термины, из которых она распознала только йогу, присвоив ей великое, на все случаи жизни значение «секта».

Угу, ну понятно, — нотки голоса сестры давали понять, что дело плохо, — херней, короче! — добавила она с такой силой, что Саша приподнялся с кровати и перестал быть таким расслабленным.

Не понял, мам, ты «чо» ей позволяешь такое говорить, разве ты не рассказала, как мы славно живем и занимаемся саморазвитием? — в полном замешательстве обратился он за поддержкой к матери.

Рассказала, сынок, я все рассказала.

«Похоже мать тоже на стороне сестры. Тьфу, или сестра на стороне матери, что-то я совсем запутался», — сумбурно работали Сашины мозги, не в силах понять, что стряслось.

Вы можете мне объяснить в чем тут дело?

Смотри, он под дурачка косит, — выступила Антонина.

Это его так Радочка научила, — вставила предательски мать, бегая глазами по Саше.

Да. Хм… Чему она тебя еще научила? — с вежливой наигран-ностью спросила сестра.

А фиг его знает, они каждый раз запираются в зале на два-три часа, — донеслись слова Анны, похожие на произношение киборгов из фантастических фильмов, настолько бесчувственными к своей жертве они звучали.

Она, случайно, там с ним не это самое… делает, — выдвинула шепотом Тоня свою гипотезу и рассмеялась.

Я уже сама ничего не знаю, они с Грегорианом очень умелые гипнотизеры, — плеснула масла в огонь Анна.

Саша глотнул слюну. Их подозрения на связь с Радой были верны, но в грязной причине их трактований и во всех остальных обвинениях они были неправы. Сердце, от незаслуженно опрокинутой чаши с желчью, стало вырываться из груди. В глазах все темнело. К голове прилила кровь, в ушах появилось занудное пищание. В последнее время с ним столько стало происходить, что сейчас, когда мать с его сестрой сидели на кровати, объединившись в один тандем, и без тени стеснения высказывали ему такие гадости, он просто не мог поверить, что это были они, настоящие. Ему хотелось думать, что сидящие на кровати женщины, сверлящие его своими неистовыми взглядами, это две демоницы, напялившие на себя тела матери и сестры, которые никогда и ни за что не смогли бы нанести такую боль его душе. «Наверняка, если б Тонька с мамкой были настоящими, они все бы поняли и благословили меня на путь Тантры и любовь к Раде», — утешался он мыслями, специально отвлекая себя, чтобы смягчить удары жгущих сердце заявлений.