Избранник вечности

Подготовительное действие продолжалось до восхода солнца. С первыми лучами солнца ложе с покойником вынесли наружу и поставили на колесницу, запряжённую четвёркой коней чёрной масти. Печальная процессия в сопровождении дворцовых гвардейцев-«сереброщитоносцев», аргираспидов*, жрецов и македонской знати направилась к месту погребения, в сторону зеленеющей долины Галиакмона*. Мужчины с чёрными повязками на руках хмурились, стенаниям женщин вторили резкие звуки флейт-авлосов*. Горожане и сельские жители с ближайших поместий толпились по обеим сторонам дороги и смотрели, кто – с сочувствием, кто – со злым взглядом. Их настораживали возможные перемены в худшую сторону.

Для погребального костра приготовили двадцать стволов священного белоствольного тополя – чести, которой удостаивались цари и герои. Младшие жрецы – неокоры* – с особым сбережением сняли покойника с колесницы, обернули в асбестовое покрывало и поместили на верху сложенных стволов. Иеродул – главный распорядитель обряда, с красной повязкой на лбу – инфулой – призвал народ к евфемии – обрядовой тишине перед жертвоприношением. Подал царевичу горящий факел.

– Вместе с огнем и дымом дух царя Филиппа выйдет из оболочки тела и вознесётся к богам Олимпа.

Пламя коснулось торца крайнего дерева, политого оливковым маслом; вначале показался дым, потом пламя вспыхнуло и занялось повсюду… Внезапно поднявшийся ветер лихо закрутился в траурном танце.

– Боги принимают его душу, – с удовлетворением произнёс иеродул.

Окутанный смрадной копотью асбестовый «кокон» скрылся из виду; участники печальной церемонии стали свидетелями того, как душа упокоенного царя с устрашающим гулом возносилась в божественную обитель…

Отвернув по обряду лицо от костра – за погребальным ритуалом следит богиня Эпитимбия*, – иеродул бросил в огонь отрезанные волосы Филиппа; присутствующие торопливо повторяли его действие, бросая в огонь каждый свою агальму* – жертвенные дары: благовония, золотые и серебряные монеты, праздничную одежду, дорогую посуду, оружие, драгоценности…

Прошло много времени, пока вместо огнедышащего кострища не образовалась огромная куча ярко пылающих угольев. Оберегаясь от нестерпимого жара, сикофанты особым способом ловко достали нестерпимо горячий асбестовый «кокон». В стороне развернули и тщательно собрали пепел с несколькими несгоревшими костями. Остудив кости на ветру, промыли, покрасили в синий цвет и передали иеродулу, а он, обвернув их в пурпурную ткань, положил вместе с пеплом в погребальный ларец. Перед тем как закрыть, вложил поверх ткани золотой венец, пролил жертвенное вино и подал Александру. По обычаю, сыну следовало распорядиться прахом отца. Он посмотрел на мать, но она вдали от пепелища безучастно смотрела в сторону…

После кремации огонь кострища долго ещё заливали из амфор лучшими сортами вин.

Первыми уходили женщины, за ними мужчины.

* * *

Для устройства последнего пристанища Филиппа в Эги со всей Македонии заблаговременно прислали лучших каменщиков. Трудились три дня и три ночи. Начали с глубокой ямы, где возвели небольшой храм с двумя камерами.

Александр поместил золотой ларец с прахом отца на каменные плиты первой камеры, заботливо укрыв драгоценной тканью пурпурного цвета. Рабы заполняли усыпальницу привычными для царя предметами обихода: амфорами с лучшим вином, золотыми и серебряными чашами, блюдами с уложенной доверху пищей, бронзовыми светильниками. Поставили железный треножник для жертвоприношений и костяную скребницу – для посещения «послежизненной» бани. Не оставили Филиппа и без боевого снаряжения: в углу оставили нагрудный бронзовый панцирь, короткий меч и пику, позолоченный щит, железный шлем с позолотой, бронзовые наколенники. В центре второй части усыпальницы устроили саркофаг – богато украшенное мраморное ложе с изящным фризом из скульптурных миниатюр людей и мифологических персонажей. Оставили высокий бронзовый лекиф – сосуд с благовониями.

Завершив приготовления праха царя к путешествию в потусторонний мир, Антипатр распорядился наглухо закрыть гробницу.

Рабочие подтащили на катках тяжелые каменные плиты и приготовились по команде поставить на место. В этот момент раздался громкий истеричный плач. Кричала Меда, дочь фракийского царя Кофелая, одна из первых жён Филиппа. Давно им оставленная, она проживала в Пелле его содержанкой. Расталкивая воинов, женщина бросилась к саркофагу и, содрогаясь от рыданий, обняла мрамор, словно любимого супруга. Двое жрецов попытались оттащить, а она вдруг выхватила откуда-то из складок одежды нож и ударила себя в грудь…

Иеродул в растерянности поспешил к Антипатру. Советник быстро нашёлся, пояснил ему и царевичу:

– Меда – фракиянка из гетов*, у них в обычае: если муж умирает, жена добровольно сопровождает его.

Жрец кивнул головой:

– Поступок фракиянки не соответствует обряду предков македонян, но, если так, пусть остаётся.

Александр повернулся в сторону матери, но по её безучастному виду понял, что её можно не спрашивать.