Избранники Смерти

Не успел словник охнуть, как вожак бросился на мужика, одним мощным прыжком преодолев разделявшее их расстояние. И тотчас упал, забился в грязи, хрипя. А в руке возницы блеснул короткий меч. Но не костяной, что носят обычно маги и те, кто с магами близок, а стальной.

Словник сжался, не зная, кого теперь стоит больше опасаться — зверя или человека. Волк-то загрызет, верно, но от голода или страха. А мятежники, что со стальными лезвиями в мире господ-магов ходят, тех сколько ни корми — все норовят в горло вцепиться. Такого хищника не насытишь, покуда целые княжества кровью не захлебнутся. И этакий человек в Черну въезжает, башенных возит?!

В другой руке у возчика оказался короткий нож. И тоже не из кости.

Волки замерли. Не зная, что делать. Вожак их, скуля, еще ползал в грязи. Но скоро затих. И остальные хищники, рыча, попятились, а потом и вовсе развернулись и потрусили в лес.

А возница как ни в чем не бывало вернулся к возу, снова налег, толкая, уперся руками. Длинные рукава его тулупа сдвинулись. Немного совсем, да только увидел словник то, от чего сперва бросило его в жар, а после в ледяной холод.

Руки возчика были иссечены шрамами, сплетавшимися в причудливую сеть. Точно там, где гонит в руки силу хороший крепкий манус.

— Верно, — пробормотал Болюсь. — Не высший ты. Манус, значит. И как ты, мил человек, попал из манусов в мятежники?

— Был манусом, — прорычал, внезапно обернувшись, возница. — И если б ко времени поторопился князь Владислав придумать свою травку, что топи глаз выбивает, и ныне ходил бы в манусах. А теперь мужик я. Хуже мертворожденного.

— Хуже ли? Вон как с ножиками из проклятого металла управляешься, — с отчаянной смелостью заметил словник, надеясь, что в случае чего успеет потянуть за свою петлю и остановить даже разъяренного возчика. — Где это ты научился?

— В лесном городе, — буркнул бородач, удивляясь собственной откровенности. — Уж не заворожил ли ты меня, дед?

Болюсь кивнул, смиренно улыбаясь, и как ни в чем не бывало продолжил:

— А много ли вас таких в лесном-то городе?

— Много. — Видно было, как возница, напрягая силы, борется со словничьим заклятьем, да разве удержишь язык за зубами, когда его словник петелькой тянет?

— А кто главный у вас? Кто царь-то лесной?

Возчик коротко кивнул на лежащую в грязи шкуру волка.

— Сам подбери, — не понял его движения старик. — Не стану я, княжеский словник, по грязи мертвечину таскать.

— Птицы склюют, — бросил устало возчик.

— Так где ваш господин лесной? Кто? — не отставал словник.

Возчик наконец заставил телегу сдвинуться. Лошадки с трудом, но пошли вперед. Возница вскочил на козлы.

— Умер. Убил его по ранней осени, говорят, то ли сам Владислав Радомирович, то ли его закраец. Упал вожак, и стая разбрелась.

— А ежели позовет кто? Скажем, волк посильнее? — вкрадчиво продолжил словник, когда повозка, выбравшись на твердую почву, покатилась дальше.

— На Чернского волка намекаешь, дедушка? — усмехнулся возница, поняв, что без толку сражаться с чарами. — Лесные братья ведь не овцы. Не дадут себя резать молча. Многие из них из-под герба Чернского сразу на Страстную стену пойдут. То воры, дедушка, разбойники, душегубцы…

— Говорили мне, что душегубцы эти очень за родную Черну радеют. Вот и ты сам давеча говорил. А если черный день придет родную землю защищать, неужто не встанут на защиту? Да неуж защитников удела своего князь не помилует?

— Ошшком широк за Чернским волком кровавый след Не пойдут к нему под герб лесные, хоть золотом осыпь.

Словник умолк, задумался. Открылась шкатулочка, вызнал он, что хотел. Да только что теперь с этим делать, не знал вовсе. Сказать ли князю или смолчать? А вдруг сам в голову глянет и в мыслях прочтет? Да и до Черны еще ехать — удержать бы голову на плечах рядом с молодчиком, у которого за поясом стальной нож, а на возу железка поболе.

— Не горюнься, дед, — буркнул бывший манус. — Резать тебя я не стану, да и сталью пытать тоже. Хочешь — сказывай князю, хочешь — смолчи. Да только даже если станет Владислав искать в лесу братьев, едва ли отыщет. Самого лесного города больше нет… Всего-то и осталось, что умение вот этот ножик да короткий меч закрайский — бородач поиграл блеснувшим на бледном весеннем солнце лезвием — в руках держать. Больше-то руки эти уж давно ни на что не способны.

Отчего-то слова бородача нисколько не успокоили старого словника. Он заерзал на возу, оглядывая, ища пути к спасению. И когда возчик придвинулся к нему, собираясь продолжить беседу, перепутанный собственными мыслями словник вскинул руку и, ткнув указательным пальцем куда-то в лес, где скрывалась дорога на Гать, воскликнул:

— Гляди-тко, мил человек. Машет кто-то.

Возчик обернулся, чуть натянув вожжи, и старик изготовился уже спрыгнуть с замедлившегося воза и дать деру куда глаза глядят — чай не впервой бегать, — как из лесу и правда послышался окрик. Кто-то бежал, увязая в грязи, и махал над головой косматой шапкой. Бородач остановил повозку.