Хозяйка сперва прянула в сторону, а потом прижала гончака к себе, обняла, поцеловала в самую морду. И не удержался Проха, облизал ей и руки, и лицо, жадно ловя языком слезы, как в тот день, когда из Землицыных ладоней вытащил.
— Помолчи, Прошка, — проговорила она ласково. — Как исхудал. Злая, видно, у тебя зима была, пока я тут у Владислава Чернского отъедалась, отлеживалась. Прости меня, Проша.
«Хозя-айка!» — прыгало солнечным зайцем в груди у пса.
— Ты с ним пришел? С Иларием? — спросила Агнешка испуганно.
«Хозя-айка! Ила-арий! — вопило все в душе у Прохи. — Все тут, все рядом. Пусть в чужой земле, а встретились. Стоило бока волку подставить, чтоб так все повернулось. А то, верно, блуждал бы еще, искал, а тут… Хозяйка! Иларий!»
— Ты не выдавай меня ему, — попросила она тихо. — Иди, иди, Проша, а то ведь он искать тебя будет.
Девушка слабо оттолкнула пса, но не удержалась, припала к его шее, заплакала.
— Эй, Ханна! Ханна! Постой! Погоди!
Агнешка вскинулась и, загородив рукавом лицо, юркнула обратно в двери, бросив ведро. Щелкнула с той стороны задвижка.
Бородатый возчик Славко подбежал, тяжело громыхая сапогами. Был он так грозен на вид, что Проха прижался к земле, готовясь к побоям, но возчик остановился, присел и потрепал пса по загривку, приговаривая:
— Молодец, паршивец, привел. Думала, скроется, а нет, отыскалась. Под самым носом у Владислава Чернца сидит, как сова в ельнике. То-то я смотрю, манус этот бяломястовский на базаре крутится. Сразу понял — на след напал молодчик, да только я пошустрее его буду, а, паршивец?
Бородач усмехнулся, осторожно постучал в дверь костяшками пальцев. Подождал, послушал, постучал снова.
Задвижка лязгнула вновь, высунулось в дверь круглое девичье личико, упала с плеча девки длинная коса.
— Чего тебе? Не звал Владислав Радомирович. Если соберется в дорогу, кликнет.
Бородач смутился, словно не ждал, что по его кафтану, по большим сапожищам распознают в нем возницу.
— Мне бы, это, Ханну повидать, — пробормотал он глухо.
— Ханну? — перепросила девка обеспокоенно. — Захворал, что ль, кто?
— Отчего ты думаешь, что захворал? — впился в лицо девчонке взглядом возчик.
— Да оттого, что ты, батюшка, к лекарке пришел, да притом ко княжеской. Значит, дело плохо. А коли не заболел… — Девчонка потянула на себя дверь, да возчик не дал затворить, положил лапищу на пухлую девичью ручку.
— Не сердись, пособи. Жена рожает, да который час уж не разродится.
Девчонка поджала губы и, бросив ему, чтоб ждал на крыльце, пошла в дом. Бородатый, выждав немного, двинулся осторожно за ней, а за ним — кляня себя за собачье любопытство — юркнул Прошка.
— Ну уж потолкуем мы с тобой, княжеская лекарка Ханна, — посулил в полутьме бородач. Нехороший голос у него был. Как раньше, в лесу, когда почитал себя бородатый возчик едва ли не всему лесному городу хозяином.
«Хозяйка! Спасать надо! Бежать!» — вспыхнуло в голове у пса, и он, засучив со стуком когтями по полу, рванул, едва не свалив бородача, вперед за девкой. Ударился тощим боком о стену, напомнили о себе болью еще не зажившие раны. Отыскать хозяйку первому, спасти, защитить! То-то она плакала. Несладко ей тут, в чужом доме.
Проходимец метнулся в один переход, угодил в тупик, в какую-то кладовую, рванул в другой. И вновь налетел на препятствие. Его ли вина, что весь песий мир на уровне хозяйских сапог — опять врезался Проха в чьи-то ноги.
Ахнула хозяйка, зажала ручкой рот, заплакала снова.
— Это только собака. Не бойся, — сказал тот, кто стоял рядом с нею. В свете из небольшого оконца увидел Проходимец только половину его лица, грозно сошедшиеся брови, прямой нос, горящий гневом грозовой взгляд. Страшный, гордый человек! Властитель Чернский!
— Не молчи, Ханна. Он это был? Тот, кто над тобой покуражился?
Хозяйка замотала головой. То ли нет, то ли да, не разберешь.
— Постой-ка, — склонился князь к Прохе, взял пальцами снизу за морду, повертел, разглядывая, заставил пса поворотиться, показав тощие бока. — Хоть и худ, и порван, а все равно хорош. Знаю я эту псину. И хозяина ее знаю, и если он тебя обидел, то забуду, что задолжал ему — собственной рукой клеймо поставлю.
— Нет, — всхлипнула хозяйка. — Мой это пес. Мой. Потому и за возом тогда увязался, его-то чужой личиной не обманешь.
— Твой-то твой, а сейчас другого на двор привел…
Громыхнули большие сапоги. Вот-вот выйдет из-за угла возчик Славко. Князь провел над хозяйкой белой холеной рукой и тихо шепнул: «Невидима».
— Не берет меня сила, Владислав Радомирович, — проговорила хозяйка тихо.
— Тебя не берет, а ему глаза отведет.
Он крепко схватил за шиворот Проху. Пес уперся лапами в выскобленный добела ретивыми девками пол, да только из такой-то железной хватки разве вырвешься?
— Ну, здравствуй, Борислав Мировидович, говорят, жена у тебя рожает, Ханну зовешь на повой.
Бородач уж понял, что зря не в свою нору забрался. Посмотрел виновато из-под косматых бровей на господина. Опустился перед ним на одно колено, потянулся поцеловать край одежды, но князь отступил, не позволил коснуться.