Я изучила шахту как свои пять пальцев и теперь знала, что она представляет собой муравейник, устроенный людьми в жерле огромного вулкана. Выход отсюда был один – если только не надеяться, как многие здесь, что бесконечные тоннели наших бараков где-то выходят на поверхность. В это я верила мало. Зато, пытаясь отыскать путь к камере моего вампира, я обнаружила несколько проходов в сам рудник, куда, как я знала теперь, время от времени наведывались отряды шахтёров, чтобы получить лишнюю порцию «нерастаможенного» эридиума. Обычно вылазки за «левой» рудой арестанты осуществляли по выходным, когда рабочий день сокращался с двенадцати часов до восьми. Не брезговал этим и Вепрь, а вот для меня спускаться туда оказалось слишком тяжело. Я могла кое-как перетерпеть минут десять в пещере с рудой, а затем у меня начиналась «эридиумная болезнь», как я её назвала.
Зато здесь, на кромке обрыва, мне было хорошо. В том числе и потому, что сегодня я получила через Анхельма очередную записку от дяди.
«Зачем тебе обвал? – буквы, набросанные обычно убористым почерком Вельда откровенно плясали от ярости, так что я легко могла представить лицо дяди, когда он узнал о моей просьбе. – Бери ноги в руки и уходи! Такое чувство, что тебе понравилось в этой тюрьме!»
Я вздохнула. Препирались мы уже два дня. Вельд считал, что на второй день недели, как и было оговорено, я должна нырнуть в обоз с продовольствием и молча убраться с рудника. Я пыталась объяснить, что у меня ещё остались дела здесь. Говорить, что именно за дела, я не хотела, потому что абсолютно не представляла, как воспримет дядя новость о моём «бесчестии». С одинаковым успехом он мог спустить собак как на носферату и заключённых, так и лично на меня.
– Анхельм, – позвала я и, когда птица появилась рядом, продолжила на понятном ему языке. – Пусть Альдэ не говорит Вельду то, что я сейчас скажу. Это бесполезно. Пусть объяснит ему, что этот обвал очень нужен. Я просто не могу уйти без него.
Анхельм заклекотал, и в его птичьих интонациях я отчётливо ощутила сомнение.
– Да, я знаю, что его нельзя убедить. Потому и прошу.
Сдавшись, Анхельм испустил последнее согласное кудахтанье. А потом ещё два коротких.
– Да. Всё как договорились. С ближайшим обозом. Только… нас будет двое. Пусть имеют в виду.
Сокол наклонил голову, будто ожидая объяснений. Я покачала головой.
– Так надо, и всё.
Анхельм проклекотал ещё раз и поднялся вверх. А я встала и побрела к баракам. Они опостылели мне так, как только может опостылеть что-то на свете. Один вид камеры вызывал у меня тошноту. Что уж говорить о лицах сокамерников? Было немного жаль Шина, тем более, что я обещала забрать его с собой. Но как вытащить отсюда троих, я не представляла.
Так что шла я медленно, оттягивая момент, когда снова окажусь в четырёх стенах, и, к моему удивлению, так и не дошла.
Чья-то рука легла мне на плечо и, обернувшись, я увидела одного из охранников.
– Пошли, – он протянул мне маску.
С тех пор, как я попросила об этом Дана, меня перестали таскать силком. Хотя вежливости у охраны всё равно не прибавилось. Я растерянно натянула на голову кусок ткани и завязала на затылке. Охранник взял меня за локоть и потащил по коридорам. Тщательней обычного я пыталась запомнить дорогу, но она всё равно закончилась внезапно – хлопнувшей за спиной дверью. Тут же мои щёки накрыли прохладные ладони, и я ощутила на губах поцелуй, на который ответила с охотой и нежностью.
– Дан, – отстраняясь, я обняла его и положила голову на плечо, а его руки прошлись по моей спине.
Нужно было поговорить, но я не знала, с чего начать, так что просто решила подарить себе минуту отдыха.
– Можно? – пальцы Данага скользнули к моей шее.
Он всегда спрашивал, хоть и знал, что ответ может быть только один. И всё равно это было приятно – думать о том, что я отдаюсь ему сама.
– Да, – я расслабилась, позволяя ему накрыть мою шею губами и осыпать поцелуями.
Я так привыкла, что почти уже не чувствовала боли, и всегда знала, когда пора подать знак, чтобы не превратиться в тряпку на всю ночь. Всё чаще он и сам угадывал этот момент, да и голод его, как мне кажется, был теперь не таким яростным, как в самом начале. Отстранившись от моей шеи, он приподнял меня и уложил на кровать.
– Можно я сниму маску? – спросила я.
Мы давно не заговаривали об этом, но именно сейчас я хотела видеть его как никогда. Я слишком сильно рисковала ради него, чтобы делать это вслепую.
– Нет, – сквозь ткань он поцеловал меня в лоб и стал неторопливо освобождать от рубашки, тут же осыпая поцелуями грудь.
Всё это дурманило куда сильнее, чем обычный ритуал кровопития, и несмотря на холод, царивший в камере, я постепенно проваливалась в тёплую негу. Закончив с рубашкой, он взялся за штаны, спустил их вниз и коснулся губами чувствительного треугольничка между ног. Он делал это так беззастенчиво, что я начинала завидовать тому, что он может делать со мной всё, почти не оставляя мне возможности для ответных действий.