Избранное

Хайме прошел через гостиную и спустился по лестнице. Постучал костяшками пальцев в дверь каретного сарая. Никто не отозвался. У него перехватило дыхание. Он открыл дверь и с тревогой кинулся вглубь между старой рухлядью.

- Это ты, малыш?

- Эсекиель! Я думал, ты ушел. Как себя чувствуешь?

- Лучше. Уйду вечером. Принес мне что-нибудь?

- Вот, бери. Меня чуть не застукали. Принес то же, что вчера, такую пропажу не заметят.

- Домашние ничего не пронюхали?

- Да что ты! Все еще спят.

- К полудню вернешься?

- Да, и приду к тебе.

- Не надо. Могут заподозрить. Лучше простимся сейчас.

- Нет! Я прошу, позволь мне прийти. Эсекиель взлохматил ему волосы.

- Славный ты мальчуган!.. Но если и вправду хочешь мне помочь, не приходи. Я уйду, как только стемнеет.

Сила мужчины. Непреклонная воля мужчины, совсем не то, что проповедует дядя. Это понятно без слов, подумал Хайме, глядя в глаза Эсекиелю. Он никогда его не забудет, никогда не забудет его историю.

- Дай обниму тебя, малыш, и спасибо, что понял меня и помог.

Никогда не обнимали его такие крепкие руки. Никогда не слышал он

запаха такого скудного тела: плоти ровно столько, сколько надо для работы, ни грамма больше.

- Эсекиель, когда я тебя опять увижу?

- Когда-нибудь, когда и ждать не будешь.

- Ты победишь?

- Это точно. Как то, что солнышко всходит каждое утро.

- Тогда ты разрешишь помочь тебе?.. Тогда, когда вы победите, а я буду взрослый?

Суно, басовито хохотнув, ударил мальчика по плечу.

- Будь уверен, малыш. Да ты уже теперь мужчина. Ты это доказал. Теперь мотай отсюда, а то как бы не заподозрили.

Хайме, подойдя к двери, сказал:

- Помни, я твой друг.

И Эсекиель, приложив палец к губам, ответил:

- Тсс!..

А дядя Балькарсель, когда мальчик вышел из сарая, нырнул за угол в патио и прищелкнул пальцами.

- Смотрите, ребята!

- Арестованный!

- И солдаты его ведут!

- Наверно, бандит какой-нибудь.

Школьники выбежали в коридор. Звонок, переменка кончилась, дежурный кричал:

- Строиться! Строиться!

Четыре солдата вели человека в наручниках.

- Смотрите, какое злобное лицо!

Хайме, привстав на цыпочки, увидел арестованного. Глухо вскрикнув, он, действуя руками и ногами, пробился сквозь толпу товарищей и побежал по улице, по чересполосице света и тени, мелькавших по фигурам пятерых безмолвно шагающих мужчин.

- Эсекиель!

То был не крик тревоги, а крик вины. Крик, которым мальчик сам обвинял себя. Суно шагал, устремив взгляд на мостовую. На его лбу и на спине снова проступил пот. Стучали по камням тяжелые шахтерские ботинки. Примкнутые штыки отбрасывали на его лицо полосы тени.

- Эсекиель! Это не я! Клянусь! Это не я!

Теперь Хайме уже бежал, пятясь, глядя в лица солдат. Улица круто пошла вниз. Он оступился, упал, и мужчины прошли мимо.

- Это не я! Я твой друг!

Стук ботинок затих в утреннем воздухе. Несколько любопытных обступили упавшего мальчика, у которого не было сил оторвать руки от земли.

- Это не я!