Избранное

Зашумели тихие долины,

Словно голос, звездный и невинный,

И шумят, и наших слез не слышат.

Зашумели темные долины,

Очи мертвых словно розы дышат.

Я зову луну, мою подругу,

Слушать тех, чья речь в земле слышна.

Звездная задумалась страна.

Я зову луну, мою подругу,

В теплый смех я окунаю руку.

Как снежинки, реют имена.

Я зову луну, мою подругу,

Вспомнить тех, чья речь в земле слышна.

Перевод Г. Ратгауза.

ОНИ НЕ УВИДЯТСЯ БОЛЕ…

В сладости спелой малины

Мы неразлучны с тобой.

В тишине и в громе пучины

Мы неразлучны с тобой.

Смертельные скроются годы,

Но мы неразлучны с тобой.

Под куполом грозной природы

Мы неразлучны с тобой.

Наша жизнь — развеется дымом,

Но мы неразлучны с тобой.

В объятье нерасторжимом

Мы навек неразлучны с тобой.

Сорву я с губ твоих вести

(О, мы неразлучны с тобой!)

Любви и праведной мести.

И я, как прежде, — с тобой.

Любовь сожгла не напрасно

(О, мы неразлучны с тобой!)

Все дотла, самовластно и страстно,

И мы неразлучны с тобой.

Хлеб, вино и день голубой

Меня обручили с тобой.

*

Но ушли эти годы. О, сердца глухие откосы,

Где черные кони часов пасутся… В тиши деревень

Одичали живые ограды и поздние выпали росы.

Из обреченных лесов к путнику движется тень.

Вот она веет все ближе. В закатный час, по дорогам

Караулит детей, чтобы их во мрак увести.

Только мертвые спят, от зимы не очнувшись, в январском и строгом

Нерушимом покое, и гравий над ними хрустит.

Ораторов алое слово забыли усталые губы.

Тень надвигается ближе. Цветы на штыке

Завяли давно, и только холодные трупы

На гриве волны уплывают по черной реке.

Мы опустимся вниз на незримых весах этой тени.

Незнакомым знакомцем тень уходит. Останется боль.

Мы застонем в ночи от старых ран и видений,

Но сегодняшний день на раны посыпал нам соль.

Сегодняшней ночью тем ранам уже не закрыться,

И завтрашней ночью те раны будут болеть.

Я понял знаки твои, ночная зарница.

Я вижу знаки твои — отныне и впредь.

Перевод Г. Ратгауза.

КОГДА ОГОНЬ В ЗОЛЕ ШЕВЕЛИТСЯ…

Когда огонь в золе шевелится

И церковный колокол бьет,

Выступают из сумерек лица,

И я знаю уже, кто войдет.

Безучастные улицы глухи,

Отзвучали шаги. Я один.

И опять знакомые духи

Мне кивают из-за гардин.

Они горбятся в узкой нише,

Где темнеют большие холсты.

Шевелят они желтых книжек

Источенные листы.

В их ясных перстах заалели

Астры. Под их рукой

Вечные кудри метели

Вплетаются в волос мой.

Чуть заметным дымком они дышат,

Будто скрипка, манят меня,

И свои иероглифы пишут

На пепле вчерашнего дня.

Мои лампы давно потускнели

Под этим дымком голубым.

Они улыбаются еле-еле,

И я улыбаюсь им.

Я знаю вас поименно,

Как мой рот, что горек и сжат,

Как синий глаз цикламена,

Как мой давнишний клад,

Как все, что сбыться не может,

Как список моих потерь.

Я знаю тот век, что прожит,

И тот, что стучится в дверь.

Давно во дворах огромных

Скулят полоумные псы.

Давно стучат в горенках темных

Столяры. В такие часы

Грозная, с белой кокардой,

Обходит город луна,

Стоит над старой мансардой

И гостя зовет она.

Но я очнулся снова,

Я с тобою и с ним навсегда.

Послушны заклятью слова

Хлеб, соль и вода.

Туман, неприветлив и низок,

Клубится над дорогой ночной.

Тебе и ему я близок,

Так будьте же рядом со мной.

Перевод Г. Ратгауза.

ПЕПЕЛ БИРКЕНАУ

Как ветер, как рой насекомых,

Как свежий ночной холодок,

Как облаков невесомых

Густой предрассветный поток,

Как скудная пища больного,

Как бабочки легкой пыльца,

Как в песне случайное слово,

Как снег на губах мертвеца,

Как в зыбкой воде отраженье

Мерцания звездных лучей, —

Легко, невесомо забвенье,

Как облако или ручей…

Над ржавою гнилью оврага

В смешении света и мглы,

Как клочья истлевшего флага,

Взметаются хлопья золы.

На трактах, телами мощенных,

Господствует чертополох.

Но в пепле неотомщенных

Отмщенья огонь не заглох.

Чтоб мы, вспоминая о прошлом,

Очистились в этом огне,

Земля, прилипая к подошвам,

«Запомни!» — взывает ко мне…

Как слово прощанья, прощенья,

Как тяжесть чугунной плиты,

Как накануне решенья

Внезапный прилив немоты, —

Так тяжко воспоминанье

О них, кого больше нет…

Погибшие в газовой бане

Любили любовь и рассвет,

Стихи и ночные аллеи,

Где слышен дроздов разговор.

О память! Она тяжелее

Громоздких гранитных гор…

Но тех, кто хранит эту память, —

Их много, им нет числа.

Та память убийц достанет

Из всех нор, из любого угла.

Серый пепел витает над нами,

Мечется ветер сквозной,

Серыми семенами

Засеяв простор земной,

Чтоб внукам в предостереженье

Посев тот однажды взошел,

Чтоб легок он был, как забвенье,

Как память людская, тяжел.

Чтоб, глядя на эти всходы,

Миллионы людей земли

Во имя любви и свободы

От гибели мир берегли.

Ведь те, кто поверил в надежду,

Не устрашатся угроз.

В зеленую чудо-одежду

Рядятся ветви берез.

И голуби — шумные звенья —

Плывут над холмами золы,

Легки, как людское забвенье,

Как память людей, тяжелы.

Освенцим — Биркенау, лето 1949 года

Перевод Л. Гинзбурга.

СМЕРТЬ ПОЭТА

Памяти Иоганнеса Бехера

Осень в наших садах. Падают яблоки,

Прерывая напев, и содрогнется лес,

Когда северный ветер

Сокрушит мертвецов лесных.