На проводе был командир головного полка Еропкин. Он спрашивал, правда ли, что во время бомбежки Уфимский рванулся вперед и захватил три дота, как ему, Еропкину, об этом докладывают. Евстигнеев ответил, что точно пока не знает — связи с Уфимским нет, но там действительно что-то произошло и, кажется, в нашу пользу. Расспросив Еропкина о положении на его участке, в частности, как обстоит с Поляновым и другими товарищами в доте и почему так долго не налажена связь с ними, Евстигнеев закончил разговор — телефонист опять протягивал трубку, знаком показывая, что требуют сверху.
— Суздальский у телефона,— сказал Евстигнеев.
Звонил начальник штаарма генерал-майор Миронов.
— Что у вас, обед, товарищ Суздальский? — обычным своим спокойным, чуть насмешливым тоном спросил Миронов, но опытное ухо Евстигнеева различило в его голосе тщательно запрятанное беспокойство.
Евстигнеев ответил нарочито бодро:
— Пока нет, товарищ Челябинский. У немцев — да, немцы обедают. Между прочим, неплохо бы и нашим дать пообедать, все-таки десять часов на морозе…
— Кормите, ухитряйтесь, только не забывайте про войну,— сказал Миронов.— Как у вас с продвижением?
— Продвижение незначительное, товарищ Челябинский. Пулеметы не дают поднять голову, и только что двадцать четыре «юнкерса» утюжили. Но самое главное — доты. А при наших боеприпасах…
— Рассчитывайте в основном на себя,— предупредил Миронов.— И учтите, Василий Васильевич требует продвижения.
— Есть! — сказал Евстигнеев.
Он решил пока не обнадеживать начальство, но и не плакаться излишне. Знал по опыту, так скорее могут подбросить помощь.
— А где Владимирский? — после паузы спросил Миронов.— В войсках, на энпэ?
— Час назад он пошел к Уфимскому. После бомбежки связь еще не восстановлена. С минуты на минуту ожидаю донесения и, если что, доложу.
— Буду признателен,— сказал Миронов.
Евстигнеев подписал оперативную сводку и велел Аракеляну готовить боевое донесение. Аракелян, в полдень заступив-
69
ший на пост оперативного дежурного, энергично бегал взад и вперед, и то скрывался на другой половине избы, где находились офицеры связи, то вновь появлялся в основном помещении, передавал деловые бумаги старшему писарю, попутно просил соединить себя то с тем, то с другим полком. В тепле Аракелян оживал. Он работал уверенно, быстро, и составленные им боевые документы приятно было читать.
Наконец заговорил полк капитана Кузина. Евстигнеев схватил трубку.
— Алло?! Кто это?! — закричал он.
— Привет тебе, князь Суздальский,— низко прогудел бас Хмелева.— Новости-то знаешь?
— Откуда я могу знать? Вот слышу ваш голос, товарищ Владимирский, и это сейчас новость! — обрадованно сказал Евстигнеев.— Алло!
— Да, да,— сказал Хмелев.— Ты на меня не серчай за те слова… ну, насчет превышения. Понял? Молодец твой Зарубин. Взяли тут три дота. Есть трофеи и кое-какие документы. Убитых немцев тоже хватает. Можешь доложить наверх. Вот так. Звонки оттуда были?
— Челябинский звонил. Василий Васильевич требует продвижения.
— Не вдруг, не вдруг,— пробурчал Хмелев.— Дайте срок. У этого, как его? Ну… у головного что?
— Там без перемен. Лежат.
— Предупреди его, этого, черт… Красноярского, чтобы через час был в готовности.
— Ясно,— ответил Евстигнеев.— А с Житомирским как?
— Житомирского пока не вороши. Обеспечивай связь. Главное— сейчас давай мне бесперебойную связь. Все пока.
— Слушаюсь,— сказал Евстигнеев. Он посмотрел повеселевшими глазами на Аракеляна, на Инну, подмигнул ей «полтора раза» и сказал телефонисту: — Найдите, пока есть время, старшего лейтенанта Зарубина…
Двенадцать пятьдесят. На поле под Вазузином тихо. Евстигнеев решил заглянуть в закуток к хозяйке, где Кривенко готовил и никак не мог приготовить на трофейном примусе обед.
1S
Возвращаясь из хозяйского угла, где наскоро выпил стакан чаю, Евстигнеев столкнулся с Инной в сенях, светлых, пустынных, чуть попахивающих жмыхом. Инна торопливо надевала маленькие, крепкой домашней вязки варежки.
70
— Ну, поговорила?
— Да, спасибо, товарищ подполковник.— Видно было, что Инна счастлива и ей хотелось что-то сказать Евстигнееву, но она не решалась.
Он почувствовал это.
— Ну что?
— Что? — переспросила она, и внезапный испуг обозначился на ее лице.— Ничего. Не надо, товарищ подполковник, чтобы меня отвозил Кривенко, я сама. Тут идти-то всего пять километров.
Он посмотрел ей в глаза:
— Как хочешь. Может, зайдешь к Кривенко? Угостит чаем на дорожку. Ну, хорошо, хорошо,— добавил он, заметив, что на ее лицо опять упала тень.— Дело твое, только не мешкай особенно, а то как бы снова не начали бомбить.
Он хотел думать, что подобная забота с его стороны — обычное внимательное отношение начальника к подчиненному. Но то, в чем почти не отдавал себе отчета Евстигнеев, женским своим чутьем отлично понимала Инна, и отношение Евстигнеева к ней, чем оно было благороднее, тем сильнее тяготило ее.
— Счастливо, товарищ подполковник,— сказала она, бочком подвигаясь к двери.
— Счастливо, Инна,— очень серьезно ответил он.
Пройдя в комнату, Евстигнеев приказал вызвать к телефону командира головного полка.