Избранное

А Чжу Шэньду поначалу не поверил тому, что ему передали. И вспомнил все эти оскорбления лишь потому, что вспылил. Вспылил непритворно, хотя все еще не мог категорически утверждать, что слова эти придумали не сами доносители. Но как-то странно вел себя Чжао Сяоцян, и почтенный Чжу начал склоняться к мысли, что все-таки в самом деле говорил это Чжао Сяоцян. Иначе почему он ничего не опровергает, не отрицает? Ну и Чжао Сяоцян, какой же он злобный хулитель! Вот тут-то Чжу Шэньду и рассвирепел…

Чжао Сяоцян возвращался домой в тоскливом расположении духа. В ушах звучал сердитый голос Чжу Шэньду, перед глазами маячил он сам, распаленный гневом, с как-то по-особенному заострившимся носом, поджатыми губами, которые он судорожно напрягал, так что верхняя, втянувшись внутрь, начинала походить на ровное лезвие ножа, и все это необычайно раздражало и даже пугало Чжао Сяоцяна. Он уже сожалел, что столь опрометчиво ринулся к почтенному Чжу; вот сам же и нарвался! Так и шел он по улице в некоторой прострации, пока на перекрестке его чуть не сбила «корона». Взвизгнули тормоза трех машин, бежавших с разных сторон по разным направлениям. Водители и постовой дружно облаяли его. А постовой еще и отдельную нотацию прочел. Чжао Сяоцян не вслушивался, согласно кивая в такт монотонному голосу, бубнящему что-то невнятное. Потом постовой отпустил его, наставительно заключив:

— Ну, вы не злостный нарушитель, на этот раз не привлеку вас, но впредь будьте внимательней!

Прощен, понял Чжао Сяоцян и засмеялся.

Пару минут постоял на углу под фонарем, разглядывая огромную афишу фильма «Наш Столетний Бычок»: плотный крестьянин присел бочком на лежанку, в руках миска и палочки для еды, жена сердитая, верно, одурачил ее, а сам лопает. Да, есть над чем посмеяться в жизни и есть от чего впасть в уныние. Но все же немного отлегло.

Дома он поужинал, вместе с женой посмотрел по телевизору хронику: руководители страны принимали иностранных гостей. И гости, и хозяева были весьма учтивы, выдержанны, и все эти ковры, диваны, чайные сервизы, люстры, картины на стенах создавали атмосферу спокойствия и устойчивости, довольно благотворно подействовавшую на Чжао Сяоцяна. В следующей передаче, «По нашей планете», показали африканскую страну. Города с высоченными зданиями и потоками машин, бескрайние пустыни, первобытные танцы. Завершал программу вечерний концерт — в слепящем сиянии ламп, переливах красок, точно клоуны, выкаблучивались «звезды».

Когда на следующее утро коллеги Чжао Сяоцяна затеяли с ним дебаты о куповедении, с его лица не сходила улыбка — он вел себя как на дипломатическом приеме.

— В сущности, — говорил он, — обсудить эти проблемы совсем неплохо, купальная почва вполне пригодна для всех цветов. Каждый, у кого в голове есть идеи, открыто излагает их! Что ж тут страшного? — И продолжал: — Я, конечно, со всем почтением отношусь к учителю Чжу и полностью принимаю его куповедческую теорию. Но ведь это отнюдь не означает, что каждая его фраза — истина в конечной инстанции и что я не имею права непредвзято рассказать о Канаде, в чем-то его дополнить, сказать что-то свое, пусть даже и спорное!

Высказал он все это просто, искренне, очень и очень деликатно, и все же ему показалось, что слушают его с недоумением и даже каким-то беспокойством.

Повздорив с Чжао Сяоцяном, Чжу Шэньду вскоре уже раскаивался в своем недостойном поведении. Да уж такая была у него натура: в своих ошибках обвинял других. Он считал, что никаких ошибок он бы и не совершал, если бы его не провоцировали, не мешали ему, не прибегали к разным уловкам, ничего специально не подстраивали бы. А что, в сущности, общего у него с этими желторотыми чжаосяоцянами? Негоже ронять достоинство! Вот так спустя несколько дней он и стал в нужные моменты принимать позы и величественно изрекать:

— Да-да, приветствую дискуссии!

— Это мы еще обсудим, какое купание разумней!

— Моя книга не подводит черту, истина не подвластна кому-то одному!

— Прекрасна молодежь, которая, игнорируя авторитеты, смело ставит новые проблемы, выдвигает новые концепции!

— Наши предки, люди незаурядные, всегда шли против течения, игнорировали авторитеты, разрушали традиции!

— Я сам начинал с того, что отступил от традиции!

И многое еще в таком же роде. Все это должно было продемонстрировать широту его суждений и показать, что он выступает как бы от имени истины.

— Истину проясняют споры!

— Настоящее золото огня не боится!

Все эти словеса немедленно достигали ушей противной стороны. В наше время даже с заседаний Политбюро сведения просачиваются, что уж говорить о более низких уровнях! Получив информацию, обе стороны на время успокаивались и приостанавливали боевые действия.