Избранное

Но улица была пуста, и только один маленький автомобиль ехал в ту же сторону, а впереди, под зелеными сводами, мелькали яркие разноцветные пятна. Дети. «Только бы их не раздавить», — прошептал про себя Баярд. Глаза у него немножко слезились; под ним колыхалась волна; ноздри вдыхали едкие испарения ярости, сломленной гордости и силы, которые дымом поднимались с разгоряченного тела лошади, и он стрелой пролетел мимо автомобиля, в какую-то долю секунды успев разглядеть женское лицо с полуоткрытым ртом и два округлившихся в немом изумлении глаза. Но лицо промелькнуло, не оставив следа в его сознании, и он увидел на одной стороне улицы сбившихся в кучку детей, а на другой — негра со шлангом и рядом второго негра с вилами.

С веранды какого-то дома послышался крик, и дети с визгом разбежались кто куда. На улицу метнулась фигурка в белой рубашонке и коротеньких штанишках, и Баярд, нагнувшись вперед, обмотал вокруг руки веревку и направил жеребца в противоположную сторону, где, разинув рот, застыли оба негра. Фигурка благополучно проскользнула мимо, а перед ним пронеслась полоса шелестящей зелени, словно спица покатившегося назад колеса, возник древесный ствол, и жеребец своими подковами высек искры из мокрого асфальта, поскользнулся, зашатался и, пытаясь сохранить равновесие, рухнул наземь. Баярд почувствовал удар, в глазах на мгновение вспыхнуло красное пламя, а потом настала черная тьма.

Лошадь, шатаясь, поднялась на ноги, вихрем повернулась, взвилась на дыбы и принялась злобно бить подковами распростертого на земле человека, но негр вилами отогнал ее прочь, и она, мотая головой, поскакала по улице мимо остановившегося автомобиля. На перекрестке она встала, фыркая и дрожа, и позволила негру-конюху подойти и дотронуться до нее рукой. Рейф Маккалем все еще сжимал свою пачку денег.

6

Его подобрали, отвезли на чужом автомобиле в город, растолкали дремавшего доктора Пибоди, и доктор Пибоди, ругаясь, перевязал ему голову, напоил виски из бутылки, торчавшей в набитой бумажками мусорной корзине, и пригрозил позвонить по телефону мисс Дженни, если он тотчас же не поедет домой. Рейф Маккалем обещал за этим проследить, а владелец автомобиля предложил его отвезти. Автомобиль этот представлял собой форд, на раме которого вместо кузова была установлена сделанная из листового железа миниатюрная одноместная кабина размером не больше собачьей конуры, в каждом окне которой красовалось изображение сладко улыбающейся домашней хозяйки, сидящей за швейной машинкой, а внутрь была ловко вмонтирована настоящая швейная машинка, которую в качестве образца развозил по округе агент по имени В. К. Сэрат, человек с умной, располагающей физиономией. Он сидел за рулем. Баярд, у которого гудело в голове, сел рядом, а на подножке, вцепившись загорелыми руками в крыло, примостился молодой парень в новенькой соломенной шляпе набекрень. Его гибкое тело легко и небрежно воспринимало тряску автомобиля, который, выехав из города, дребезжа, помчался по дороге через долину.

Виски, которым доктор Пибоди напоил Баярда, медленной горячей струей переливалось у него в желудке, но совсем не успокаивало расходившиеся нервы, а только вызывало тошноту, между тем как перед его закрытыми глазами, вращаясь, мелькали причудливые красные круги. Устало и без всякого интереса он наблюдал, как они выплывали, медленно свивались и развивались, поглощали друг друга и снова возникали из тьмы, становясь все светлее и прозрачнее по мере того, как его сознание прояснялось. И где-то далеко позади, бесконечно холодное и чуждое их нелепому круговращению, но в то же время неразрывно с ними слитое, перед Баярдом стояло чье-то лицо. Вырисовываясь в непроглядно-черной тьме, оно, несмотря на всю свою отчужденность, казалось, было чем-то сродни быстротекущему мгновенью, какой-то частице бесконечного хаоса, но частице, вносящей в эту красную круговерть ровную прохладу легкого слабого ветерка. Мелькающие извивы постепенно переходили в ощущение тупой физической боли от тряски автомобиля, а лицо было все таким же чужим и далеким и, постепенно расплываясь, словно эхо, оставляло за собой безмятежную прохладу и какое-то ускользающее щемящее чувство жалости к самому себе или сожаления о чем-то им самим содеянном.

Вечерело. По обеим сторонам дороги из темной жирной земли пробивались зеленые побеги хлопка и кукурузы, а в перелесках, где низкое предзакатное солнце сгущало сиреневые тени, уныло ворковали голуби. Вскоре Сэрат свернул с шоссе на заросший, изрытый колеями проселок между полем и рощей. Теперь они ехали прямо к солнцу, и Баярд снял шляпу и прикрыл ею лицо.

— Что, голова от солнца заболела? Теперь уже недалеко, — сказал Сэрат.