Избранное

До чего нескладно все получилось. И главное — день-то начался хорошо. Позавтракал с супругой, газету прочитал и не спеша в поликлинику пошел бюллетень закрывать. Провернул я это мероприятие в пятницу, на работу мне выходить в понедельник, значит, в резерве два дня. Хорошо? Хорошо. Удачно? Очень даже удачно.

Иду я домой в отличнейшем настроении и решаю: раз такое дело — заверну в шашлычную.

Зашел. Заказал купаты и бокал сухого вина. Сижу, угощаюсь, вижу, за соседним столиком компания расположилась. Один — чернявый, еще двое мужчин и женщина-блондинка. Люди мне незнакомые, закусывают, ведут беседу про жилищный кооператив, про какие-то ставки. Потом чернявый говорит: «Если сегодня нормально отработаем, мы в порядке». А женщина-блондинка спрашивает: «Сколько в зале мест?» Чернявый говорит: «Пятьсот».

Тут я смекнул: не иначе артисты. В городе второй день афиши висят — концерт эстрадной бригады.

И надо же, прямо из шашлычной отправился я в кассу и взял два билета на концерт. Развлечемся, думаю, с супругой Марусей, скоротаем вечерок.

Знал бы я, что со мной приключится на концерте, я бы лучше съел эти билеты.

Пришли мы в Дом культуры, а там уже народу полно. Не часто нас приезжие артисты своим вниманием балуют. Нас больше область обслуживает и самодеятельность.

Начался концерт, и вскорости всем стало ясно: праздника искусств ожидать не приходится. Художественный чтец довольно-таки слабо выступил, солист на балалайке отработал, певица-блондинка вышла с микрофоном. Я ее моментально узнал, видел днем в шашлычной. Голос у нее как ветер в трубе.

Я ее слушаю и зрителей разглядываю. Мы сбоку сидим, нам все видно. Замечаю, многие сотрудники наши тоже присутствуют. Клягин из планового отдела со всем семейством. Каширина из бухгалтерии с мужем, майором милиции.

Продолжаю я свой обзор и вижу: в третьем ряду сидит лично товарищ Блинцов Яков Ермолаевич — наш управляющий — и с ним супруга.

Вот, думаю, удача. Он тоже, возможно, меня увидит, как я содержательно провожу вечер, нахожусь, как говорится, в мире прекрасного. Но хорошо, если так. А если он строго посмотрит: я еще на бюллетене, мне бы болеть в домашних условиях, а я развлекаюсь в общественном месте. Нет, такого быть не может. Не в состоянии Яков Ермолаевич запомнить, кто из его сотрудников здоров, а кто на бюллетене. У него голова другим занята.

С той минуты, как углядел я управляющего, настроение у меня сразу пошло на подъем. И концерт показался вроде не такой уж и плохой. Что ни говорите, близость начальства вдохновляет.

А концерт продолжается. Выходит конферансье и объявляет:

— Центральный номер нашей программы. «Волевые опыты». Создатель этого уникального номера и его исполнитель известный артист-ученый Эдуард Шельменский!

Конферансье сделал ручкой, заиграла музыка, и вышел артист-ученый Эдуард Шельменский. Я его тут же узнал. Это был не кто иной, как тот чернявый, что питался в шашлычной.

Вышел он в белом халате, в чеплашке и в полумаске из марли.

Мне Маруся шепчет:

— Это он, наверное, от гриппа. Для профилактики.

Я говорю:

— Вполне возможно.

А сам я другое думаю: «Не хочет, чтоб его лицо чересчур примелькалось». Но, по правде говоря, у меня такой зрелой мысли тогда еще не было. Она впоследствии возникла, в воскресенье утром.

Сперва артист-ученый сказал небольшую речь. Я ее в точности запомнил.

— Уважаемые зрители! То, что вы увидите, не является примитивным усыплением. Я работаю по совершенно новой системе, которая базируется на последних достижениях телепатии и кибернетики. Я, как индуктор, посылаю волевые импульсы реципиенту. Хочу предупредить: граждане, у которых в квартире напряжение в сети сто двадцать вольт, к опытам не допускаются во избежание перегрева и короткого замыкания, так как индуктор излучает напряжение двести двадцать…

Он это все говорит, а в зале многие переглядываются: мол, не иначе нам предстоит увидеть нечто необыкновенное по линии телепатии и кибернетики.

— Сейчас, — говорит артист-ученый, — я предложу вашему вниманию опыты, в которых столкнется моя воля индуктора с волей реципиента. Приглашаю желающего подвергнуться испытанию!..

Только он это сказал, и прямо в ту же секунду выходит из зала мужчина и подымается на сцену, и я в его лице узнаю одного из той теплой компании.

Артист-ученый с ним здоровается, будто впервые его видит, сажает на стул, достает из кармана такую штуковину, как у врача в поликлинике, выслушивает его и говорит ему строгим голосом:

— Внимание! Вы думаете, что находитесь на концерте и отдыхаете. А я убежден, что ваши мысли сейчас направлены на то, чтобы взлететь в небо. И вот вы уже не человек, вы птица, но не орел и не сокол, а петух. Слышите? Вы петух. Летите!

И, можете представить, этот подопытный его дружок начинает хлопать руками и орет «кукареку!». Бегает по сцене, подпрыгивает и кукарекает.

Проделывает он эти птичьи номера, а артист-ученый обращается в зал:

— Как видите, реципиент проявил очень слабую волю. Я навязал ему свою значительно более сильную и легко выиграл поединок.

Оборачивается он к петуху и говорит:

— Выключаю свою волю!