Избранное

Царевна Несмеяна превратилась в прелестную девушку. Источая улыбки, она достала коробку и с интонацией телевизионного диктора, объявляющего передачу «Спокойной ночи, малыши!», сказала примерно следующее: «Если не возражаете, я лично сама выберу вам зубную щетку. Я думаю, что лучше всего подойдет эта, золотисто-коричневая, под цвет ваших глаз».

Когда я уходил, продавщица сказала мне: «Спасибо за покупку! Приходите к нам почаще!»

Через несколько дней рыжеволосая, грозного вида приемщица в ателье химической чистки произнесла сходную по смыслу фразу в двух разночтениях.

В первом случае, без микрофона, она сказала: «Вы что, глаза дома забыли? Не видите, мы на обед закрываемся?»

Извлеченный из футляра микрофон словно по мановению волшебной палочки преобразил тембр голоса приемщицы. Вместо густого контральто явственно зазвучало меццо-сопрано. Изменился и текст: «Гражданин, вы, наверно, не обратили внимания, уже без пяти час. Наше ателье закрывается на обед. Но раз вы торопитесь, пойдем вам навстречу. Милости просим!»

В учреждении, куда я зашел за справкой, ледяная фраза «Зайдите завтра, Мурзаев уехал в трест, сегодня его не будет» при включении «УП-1» обрела теплый, душевный характер: «Василий Павлович, к сожалению, уехал, но зачем вам лишний раз подниматься на третий этаж? Присядьте, пожалуйста. Справку подпишет другой товарищ».

В кафе «Отдых» рискованный эксперимент заказать в вечерние часы стакан кефира и одну булочку, как я и предполагал, увенчался полным успехом. Сначала официант посмотрел на меня как на личного врага, затем, при виде микрофона, он сменил гнев на милость и любезно посоветовал мне отведать ряженки, после чего, заговорщицки улыбаясь, принес свежайшую булочку с яблочным вареньем.

Во время моего скромного ужина в «Отдыхе» микрофон лежал на столе, и официант неотлучно маячил у меня за спиной, всем своим видом давая понять, что он готов, если потребуется, отдать за меня жизнь.

…Слушая рассказ счастливого владельца «УП-1», я с уважением и с почти детской завистью смотрел на этот диковинный аппарат.

Я молчал, и отдохнувшее сердце мое наполнялось любовью к могучей современной технике, способной творить чудеса, побеждать немыслимые просторы космоса, а также и отдельные недостатки людей, населяющих нашу грешную землю.

1968

СВАТЫ

В прошлое воскресенье сидим мы с Сашей — с дочкой, завтракаем. Вижу, ест она, чаем обжигается, и все на часы поглядывает.

— Куда торопишься? — спрашиваю.

— Папа, я опаздываю. Электричка в восемь двадцать.

— Далеко ли собралась?

— В Опалиху, на турбазу.

— Компанией или… опять вдвоем?

— Опять вдвоем.

Ответила и молчит. А потом улыбнулась и вдруг заявляет:

— Папа, я счастлива!..

Я пью чай. Делаю вид, что совершенно ничего не знаю. А мне жена с полмесяца назад всю ситуацию обрисовала, под секретом, конечно.

— Чего же ты молчишь, папа? Скажи что-нибудь…

Тогда я свою настольную книгу достаю. Очень интересная книга. Называется она «Умное слово» и содержит в себе разные глубокие мысли и ценные изречения.

Да. Достаю я, значит, эту книгу, открываю, где закладка была, и говорю:

— Русский писатель Лесков, между прочим, так сказал: «Хорошие наблюдатели утверждают, что едва ли в чем-нибудь другом человеческое легкомыслие чаще проглядывает в такой ужасающей мере, как в устройстве супружеских союзов. Говорят, что самые умные люди покупают себе сапоги с гораздо большим вниманием, чем выбирают подругу жизни». Саша в окно глядит, вроде погоду изучает:

— Ты это к чему, папа?

— Не догадываешься?

— Нет.

— Ладно. Хватит. Хватит с отцом в прятки играть. Сейчас у нас с тобой разговора не получится, тебя человек ждет…

— Ждет.

— Надеюсь, ты меня с ним все же познакомишь?

— Обязательно. В свое время.

— Я не тороплюсь, дочка. Пока что меня не столько твой молодой человек интересует, сколько…

— Кто?

— Родители его. Отец, мать. Мне желательно знать, в какой семье парень вырос.

— Это разве главное?

— А ты как думаешь?.. Хорошая семья, она все же больше надежных людей в жизнь выводит.

Саша говорит:

— Обещаю тебе, папа, что ваше знакомство состоится очень скоро. А пока будь здоров, не скучай. Вернусь я поздно.

И убежала.

Остался я один. Сижу, мою чашки, а сам все думаю, думаю и только об одном — как девчонка жить будет, когда из дому уйдет не как сейчас — с утра до ночи, а насовсем…

Сижу я наедине со своими мыслями, радио включил — музыка, но не нежная, располагающая к задумчивости, а какая-то громкая, бодрая, чересчур самостоятельная…

Наверно, из-за этой музыки я и звонок не сразу услышал.

Открываю дверь, гляжу — стоит на пороге пожилой мужчина в очках, и вид у него слегка смущенный.

— Извините, — говорит, — я вас не разбудил?

— Что вы, — говорю, — у меня в любой день недели подъем в семь ноль-ноль.

— Если не ошибаюсь, ваша фамилия Смирнов?

— Да, — говорю, — Смирнов Николай Иванович.

— Очень приятно. А я Крохалев Юрий Павлович.

Поздоровались мы, а он оглянулся и тихо спрашивает:

— Саша, наверно, дома?

— Заходите. Никого нет, мы одни. Даже жена, и та ушла.