Сейчас о нём можно прочитать в газетах, журналах, легко найти его имя и стихи на интернете, издано несколько сборников, о его творчестве делают доклады на конференциях, ему посвящают стихи, упоминают в мемуарной литературе, снят документальный фильм, проводятся памятные вечера. А при жизни Леонид Аронзон не сумел напечатать ни одного значимого для поэта стихотворения.
Не всякий интересующийся поэзией и сегодня знает его имя, тиражи книг маленькие, а литературоведческие опусы мало кто читает. Разве что заметят это имя в чьих-либо воспоминаниях. Может быть, невелика потеря? Или не пришло время?
Но как пройти мимо таких слов:
“Сейчас многим кажется, будто в 60–70 гг. у Иосифа Бродского не было достойных соперников…
…лидерство будущего нобелевского лауреата не без успеха оспаривалось…
…наиболее радикальной альтернативой “ахматовским сиротам” был Леонид Аронзон. Его считали, бесспорно, гениальным, его боялись, перед ним преклонялись” (Виктор Кривулин. Охота на мамонта. Имена для мёртвых и живых. 2. Леонид Аронзон — соперник Бродского, с 152–153. Блиц. СПб.1998)
Или таких:
(Михаил Юпп. Молитва за упокой души. Памяти Леонида Аронзона. Из книги “Ваше Величество Санкт-Петербург”, стихотв. также опуб. в Новом Русском Слове 8–9 сент.,2001)
Можно и дальше цитировать высказывания и посвящённые памяти поэта строчки, но вопрос, “почему его не печатали?” — всё равно останется открытым. Может быть, стихи его были политизированы? Он лез на рожён, как Бродский? Ответа нет. У Аронзона нет ни одного стихотворения, направленного явно против режима. Так в чём же дело? Может быть, стихи его плохи? Нет. Обратимся к ещё одной цитате:
“Аронзон был поэтом — и “ никогда больше чем поэтом”. Бродский — смолоду его соперник или, вернее, стилистический оппонент — рядом с ним кажется очень земным, посторонним, очень социальным, погружённым в язык, в быт. Цветаева писала, что Гёте, конечно, более великий поэт, чем Гельдерлин, но Гельдерлин поэт более высокий. Ему доступны горные вершины, но он всегда на вершине, а великий Гёте обречён спускаться на равнину, к людям… Это можно отнести к Иосифу Бродскому и Леониду Аронзону”. (Валерий Шубинский. Образ бабочки. Вечерний Ленинград, 12 октября 1995 г.)
Согласитесь, что не о многих поэтах, которые сегодня, как теперь говорят, на слуху, можно так сказать.
Есть и ещё один интересный штрих. В России, особенно в Санкт-Петербурге, Аронзона-поэта знают, а в иммигрантской русскоязычной среде — почти" нет. Один известный литературный критик избежал упоминания об Аронзоне из опасения, что редактор русского журнала в США не примет его материал в печать. Я его понял так, что кто-то из ныне живущих в Америке “ахматовских сирот” против. Неужели и сегодня, когда нет в живых ни Аронзона, ни Бродского, тень Аронзона мешает славе Бродского? Трудно в это поверить. Но, как пишет в своей книге воспоминаний о Бродском Людмила Штерн (Л.Штерн. Бродский: Ося, Иосиф, Joseph.М. Изд-во Независимая газета.с.122), Иосиф не любил упоминаний о процессе над ним, так как не хотел, чтобы его успех ассоциировался с преследованием в России. “Ему была невыносима сама мысль, что травля, суды, психушки, ссылка — именно эти гонения на родине способствовали его взлёту на недосягаемые вершины мировой славы”. Может быть, и сопоставление Аронзона и Бродского не нужно для вечности? Время должно расставить всё по местам.
Вступление получилась длинным, но без подробностей не обойтись, если знакомишь читателей с новым для них поэтом “Леонидом Аронзоном, вторым, наравне с Бродским, поэтическим гением 60-х, который застрелился в 70-м тридцати лет отроду, так и не напечатав ни одной строчки..” (Михаил Берг, главный редактор журнала ”Вестник новой литературы”. Новая литература и топор. Час пик, № 26, 01. 07.1991).