Читаем Избранное. Искусство: Проблемы теории и истории полностью

Теперь о публичных музеях. Специалист в научно-исследовательский музей стремится, потому что там есть материалы для его работы; учащийся в учебном музее будет проводить время, если все занятия, ради которых он находится в учебном заведении, будут вестись в музее; а публика пойдет в музей, конечно, лишь в том случае, если ей там будет «интересно». Широкая публика очень неразборчива в своих поисках «интересности»: на Западе наряду с государственными и общественными публичными музеями существуют во множестве музеи – «паноптикумы», которыми владели частные предприниматели в целях извлечения доходов, и достаточно посетить великолепнейший государственный музей, на который тратятся громадные деньги и где работают ученейшие специалисты, а оттуда пойти в убогий музей восковых фигур и всяких диковинок, чтобы убедиться, что симпатии широкой посетительской массы отнюдь не на стороне государственного музея, какие бы там первоклассные экспонаты ни были выставлены, а на стороне паноптикума. Почему? Да потому, что содержатели паноптикума заботятся о своей публике: покажут и портрет новой модной знаменитости – поэта, изобретателя, кулачного бойца, государственного деятеля, покажут и сенсационного уголовного преступника, и тут же дадут галерею знаменитых красавиц от Семирамиды до гаремной султанши, кабинет пыток со всеми приборами средневекового застенка, «анатомический» кабинет, где гимназисты смогут научиться всем тем секретам, которых они еще в натуре не наблюдали, и т. д. Оттого, что мы будем возмущаться такой игрой на «низменных инстинктах», ничего не изменится. Не возмущаться надо, а надо все это учесть и соответственно с этими наблюдениями действовать: чтобы бороться с вредным паноптикумом, надо сделать полезный музей. Если государство затрачивает средства на содержание и пополнение публичных музеев, то, конечно, не для того, чтобы только можно было похвастать своею культурностью, а для того, чтобы эти музеи делали какую-то определенную и общественно нужную работу, т. е. не для того, чтобы в музеи ходили единичные чудаки, почему-либо интересующиеся тою наукою или тем искусством, которое там показано, а для того, чтобы в музеи устремлялись массы. С точки зрения государственной музеи или должны вовсе не быть, или должны быть общественно-просветительными учреждениями, куда бы люди охотно ходили, потому что им «интересно», но в которых бы эти люди, сами того не замечая, просвещались в желательном для государства направлении. Это основное положение теории экспозиции публичных музеев.

Есть страны, где музейный «промысел» пышно процветает, и есть города, которые питаются от музеев. Такой страной очень недавно была (а может быть – и по сю пору остается) Италия. Ежегодно туда тянулись до империалистической войны тысячи и тысячи путешественников. Конечно, нельзя отрицать, что главною приманкою служат солнце, небо, горы и море Италии, вся та красота природы, которая освежает и возрождает тело и душу чужестранца. Но, наряду с природой, манят в Италию культурного европейца и те неисчислимые сокровища античного, средневекового и нового искусства, которыми переполнены Венеция, Флоренция, Сиена, Рим, Неаполь и многие другие итальянские города. Толпами проходят иностранцы по залам итальянских музеев и проводят там часы и часы, которые можно было бы употребить на чудесные прогулки по городу или за город. Кто наблюдал за посетителями итальянских музеев, кто слушал их разговоры, кто обращал внимание на тот нестерпимый вздор, который несут за скромный «начай» самозванные «чичерони», кто был свидетелем тех глубоко равнодушных «восторгов», которыми несчастные туристы приветствуют произведения искусства, звездочками отмеченные, как наиболее замечательные, в популярных печатных путеводителях (Бедекера62

, Жоанна, Мэррэ, Мейера и т. д.), – тот должен поставить себе вопрос, зачем все эти люди, которым очень мало дела до музейных сокровищ и которые очень мало, в массе, подготовлены для восприятия этих музейных сокровищ, бродят, все-таки, по музеям? И ответ может быть только один: да потому, что – грубо говоря – обо всех музейных экспонатах пущена такая реклама, от которой никуда не денешься! «Надо» побывать в Италии, а бывая в Италии – «надо» обойти музеи и посмотреть все то, что в печатных путеводителях отмечено звездочками, ибо дома засмеют, если не посмотреть и не восторгаться: посещение музеев стало в западно-европейском туристском обиходе своеобразною повинностью, которую отбывают даже те, кому это вовсе не хочется. Попутно даже самые равнодушные люди что-то запоминают, чему-то научаются – и если они научаются не многому и не очень ценному, то лишь потому, что сами-то те музеи, по которым они бродят, являются просто коллекциями, приведенными в географический и хронологический чисто внешний порядок, но не проповедуют никаких идей, могут запечатлеться в памяти, но не обогащают общего мировоззрения, построены по принципу даже не эстетического любованья, а по принципу археологической любознательности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Обри Бердслей
Обри Бердслей

Обри Бердслей – один из самых известных в мире художников-графиков, поэт и музыкант. В каждой из этих своих индивидуальных сущностей он был необычайно одарен, а в первой оказался уникален. Это стало ясно уже тогда, когда Бердслей создал свои первые работы, благодаря которым молодой художник стал одним из основателей стиля модерн и первым, кто с высочайшими творческими стандартами подошел к оформлению периодических печатных изданий, афиш и плакатов. Он был эстетом в творчестве и в жизни. Все три пары эстетических категорий – прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, трагическое и комическое – нашли отражение в том, как Бердслей рисовал, и в том, как он жил. Во всем интуитивно элегантный, он принес в декоративное искусство новую энергию и предложил зрителям заглянуть в запретный мир еще трех «э» – эстетики, эклектики и эротики.

Мэттью Стерджис

Мировая художественная культура
Сезанн. Жизнь
Сезанн. Жизнь

Одна из ключевых фигур искусства XX века, Поль Сезанн уже при жизни превратился в легенду. Его биография обросла мифами, а творчество – спекуляциями психоаналитиков. Алекс Данчев с профессионализмом реставратора удаляет многочисленные наслоения, открывая подлинного человека и творца – тонкого, умного, образованного, глубоко укорененного в классической традиции и сумевшего ее переосмыслить. Бескомпромиссность и абсолютное бескорыстие сделали Сезанна образцом для подражания, вдохновителем многих поколений художников. На страницах книги автор предоставляет слово самому художнику и людям из его окружения – друзьям и врагам, наставникам и последователям, – а также столпам современной культуры, избравшим Поля Сезанна эталоном, мессией, талисманом. Матисс, Гоген, Пикассо, Рильке, Беккет и Хайдеггер раскрывают секрет гипнотического влияния, которое Сезанн оказал на искусство XX века, раз и навсегда изменив наше видение мира.

Алекс Данчев

Мировая художественная культура
Миф. Греческие мифы в пересказе
Миф. Греческие мифы в пересказе

Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз. И кому, как не Стивену Фраю, сделать это? В-третьих, Фрай вовсе не пытается толковать пересказываемые им истории. И не потому, что у него нет мнения о них, — он просто честно пересказывает, а копаться в смыслах предоставляет антропологам и философам. В-четвертых, да, все эти сюжеты можно найти в сотнях книг, посвященных Древней Греции. Но Фрай заново составляет из них букет, его книга — это своего рода икебана. На цветы, ветки, палки и вазы можно глядеть в цветочном магазине по отдельности, но человечество по-прежнему составляет и покупает букеты. Читать эту книгу, помимо очевидной развлекательной и отдыхательной ценности, стоит и ради того, чтобы стряхнуть пыль с детских воспоминаний о Куне и его «Легендах и мифах Древней Греции», привести в порядок фамильные древа богов и героев, наверняка давно перепутавшиеся у вас в голове, а также вспомнить мифогенную географию Греции: где что находилось, кто куда бегал и где прятался. Книга Фрая — это прекрасный способ попасть в Древнюю Грецию, а заодно и как следует повеселиться: стиль Фрая — неизменная гарантия настоящего читательского приключения.

Стивен Фрай

Мировая художественная культура / Проза / Проза прочее