Избранное. Искусство: Проблемы теории и истории

Самое трудное для молодого руководителя, если он серьезно подготовлен по своей специальности, несомненно то, чтобы хорошенько забыть о самом себе и не вовсе забыть об экскурсантах. Если руководитель сам занимается историей всеобщей или историей искусства, у него обязательно есть свои излюбленные теории, есть собственные – может быть, вообще говоря, даже очень ценные – мысли и наблюдения, и он непременно хочет поделиться всем этим со своими слушателями. Беда тут только в том, что публике, в огромном большинстве случаев, до всех этих теорий, мыслей, наблюдений никакого дела нет и быть не может, потому что публике – пока – нужна всего только азбука! И затем: всякий, кто занимается какой угодно специальностью, а следовательно – всякий, кто занимается историей или искусством, усваивает по необходимости целый ряд технических терминов, без которых потом ужасно как-то трудно обойтись: ну как же, например, рассказывая ту или иную картину, не сказать, что «на первом плане мы видим», или не упомянуть о «перспективе», о «ракурсе», об «общем тоне», о «дополнительных тонах», о «холодных» или «теплых» тонах, о «лессировках» и о многом еще другом подобном! я уже не говорю о людях глупых и приверженных к очковтирательству, которые нарочито щеголяют маловразумительными иностранными словами, вычитанными из книжек, что почуднее, – среди авторов, пишущих об искусстве, есть такие поставщики иностранной терминологии. Экскурсант тоже всякий бывает – он, быть может, даже и спросить не посмеет, если ему толковать очень авторитетным тоном, и только будет сокрушаться о своем собственном невежестве; но понять – он ничего в этих страшных словах, конечно, не поймет, и они могут его отвадить от дальнейших попыток усвоить музейную премудрость, т. е. экскурсовод достигнет эффекта, прямо противоположного тому, ради которого его пригласили водить экскурсии. Если постараться и подумать, можно о самых трудных вопросах говорить вполне общепонятным русским языком, и экскурсант, может быть, особого трепета и не почувствует перед ученостью руководителя, изъясняющегося просто, но зато несомненно будет благодарен такому руководителю, который не цедит сквозь зубы сначала непонятные слова и лишь потом, снисходя к невежеству слушателей или даже с явною насмешкою, их переводит и объясняет.

И еще есть один подводный камень на пути руководителя: желая быть понятным и не надеясь на то, что сумеет растолковать трудные вопросы, руководитель может впасть в тривиальность и по существу (т. е. отделывается дешевыми биографическими анекдотами или еще более дешевыми «восторгами», душит изречениями из азбучного учебника политграмоты и т. д.), и по форме (говорит «простецким» или вульгарным языком, например). Тут очень легко может случиться, что руководитель нарвется на слушателей, которые примут это как издевательство еще горшее, чем злоупотребление иностранными или специальными терминами, и которые очень резко призовут экскурсовода к порядку; а кроме того, среди людей в рабочих блузах достаточно сейчас уже и таких, которые сами знают значительно больше, чем только обществоведческую азбуку, и которые с презрением отойдут от неумеренно и неумело элементарного лектора и экскурсовода.

Всем этим я хочу показать, что водить экскурсии – дело вовсе не такое легкое, и что к этому делу надо серьезно подготовиться. Поручать его местным «интересующимся» молодым людям или безработным педагогам и т. д., как это часто делается, отнюдь не годится. Но я хочу сказать еще и нечто другое: раз дело руководства экскурсиями – дело трудное и ответственное, то незачем всю ответственность за успех взваливать на плечи одних экскурсоводов, а надо заставить и организаторов музеев подумать все о том же успехе, т. е. озаботиться надлежащей экспозицией. «Научная» система экспозиции очень часто бывает наихудшей для музейного посетителя.