Точно и хорошо сказанные слова должны быть услышаны читателем. Нас поколение. В. М. Мухина-Петринская — восторженный певец поколения пионеров, первопроходцев, романтиков — молодых граждан героического времени преобразований; это время ставит перед ними все более трудные, все более ответственные задания. Что касается выбора: иногда можно выбрать, чаще выбирать не приходится.
Не приспела еще пора для подробного полного рассказа о жизненном и творческом пути В. М. Мухиной-Петринской, про которую Александр Трифонович Твардовский, как известно, постоянно выступавший против всякого «приподнимания» жизни, за суровую, строгую правду искусства, писал, покоренный незаурядной личностью писательницы: «Этот человек очень талантливый, очень-очень много страдавший и сохранивший удивительную цельность и ясность души, любовь и рвение к жизни, к делу и призванию своей жизни — литературной работе»*..
* Из письма А. Т. Твардовского В. В. Полторацкому, 19 января 1958 года. ЦГАЛИ.
Обозначим здесь лишь некоторые вехи.
В. М. Мухина-Петринская родилась 7 февраля 1909 года (по новому стилю) в старинном городе Саратовской губернии — Камышине, известном своими мельницами, лесопилками и арбузной торговлей. Ее отец, Михаил Михайлович Мухин, служил счетоводом в Камышинском отделении русского торгово-промышленного банка; он был выходцем из села Шклово, с двенадцати лет батрачил по найму, прошел путь труженика-самоучки. В декабре 1919 года вступил в партию. В начале 20-х годов эвакуировал, спасая от белогвардейской банды, банковские ценности. Ценности были доставлены в полной сохранности. В 1933 году был премирован как Герой Труда; был внештатным инструктором горкома ВКП(б) в Саратове. «Был он мечтательным, стойким, принципиальным. Добрым, как Дон Кихот»,— написала об отце В. М. Мухина-Петринская, посвятив его памяти повесть «Океан и кораблик».
Мать — Мария Кирилловна Финогеева-Протасова — тоже вышла из деревни: ее предки жили в саратовском селе Кольцовка. Была она смешливая, веселая, преданная семье. Стремилась дать детям хорошее образование. Мечтала, что старшая дочь, первенец, станет «великой артисткой».
Камышинские впечатления старшей дочери перемежались с крымскими: сюда, в Севастополь, в течение семи лет Мухины ездили на лето, часто оставались и подольше: наравне с Камышиным Севастополь тоже стал родным, изначально близким местом на земле. В «Кораблях Санди» — от имени заглавного героя — сказано: «Я вполне понимаю Диккенса, написавшего свои «Рождественские рассказы», полные туманов и мрачности, в лазурной Италии. Заморские страны, с их причудливым и необычайным, весьма интересны, но как же скоро начинаешь тосковать о доме и вдруг понимаешь: что родной город самый прекрасный в мире. Наверно, у меня так будет всегда: дома — грустить о неизведанном, всматриваться в горизонт, а когда заедешь далеко — грустить о доме и близких». Санди вспоминает свои ранние годы: «Черное море. Мы жили на самом берегу бухты — высоком и обрывистом. В бухте всегда толпились корабли. Это было моим самым первым впечатлением детства — корабли! Внизу вдоль темно-синей воды бежали игрушечные трамваи. Там склады, доки, верфи, судостроительный завод имени... В городе все его называли просто: морзавод. Оттуда несся оглушительный шум, грохот, лязг, свистки, гудки и угольная пыль. Но мы сначала жили наверху, и пыль до нас не доставала».
Город здесь не назван, но и в этом вольном описании вымышленного места можно различить очертания Севастополя.
Если Севастополь запечатлелся в детской памяти в целом, несмотря на угольную пыль, декоративно-романтическим («пыль до нас не доставала»), то в арбузном Камышине зло, «рок», враждебная стихия предстали перед пятилетним ребенком сперва в образе страшного, разъяренного быка, сорвавшегося с привязи на сельскохозяйственной ярмарке, а спустя несколько лет в страшной сцене кровавого самосуда, когда «такие смирные люди, провинциалы» неожиданно обнажили свой зловещий мещанский лик: тогда и зародились в маленькой свидетельнице этих событий отвержение всякой жестокости, все более осознанное отвращение к стяжательству, к свирепой жадности, присущей мелкобуржуазной, кулацкой психологии, сочувствие к отверженному, к люмпену.
С детства любила читать. Детское чтение послужило основой широкого, в дальнейшем постоянно пополняемого образования. С восьми лет начала читать Диккенса, с девяти — Достоевского. Мотив библиотеки, радостного обладания книгами проходит едва ли не через все произведения В. М. Мухиной-Петринской. И это не случайно.
Бывает, что прочитанное быстро улетучивается из памяти. А у маленькой Вали обнаружилась исключительно хорошая, прямо-таки редкая способность так углубиться в книгу, чтобы запомнились запутанная коллизия, образы героев, даже подробности пейзажа. Но этого мало. Она быстро научилась пересказывать прочитанное, по-своему его обрабатывая, интерпретируя. Умение, сослужившее ей отличную службу на разных драматических изломах жизни. В ее произведениях нам встречаются персонажи-«рассказчики», своеобразные двойники автора.