Избранное. Том 1

Наконец я мог скинуть проклятую железную маску и спокойно дожидаться ночи, чтобы тайком пробраться в аул.

Было даже неплохо сидеть в холодке у родника, под грушевым деревом, но вместо того, чтобы наслаждаться природой, я припоминал все, что лежало на больших блюдах перед гостями, все, что успели схватить мои глаза, но чего не коснулись руки. И под аккомпанемент злобно урчащего желудка снова и снова перебирал в памяти свои беды и неудачи, к которым теперь прибавилось столь неуместное мое появление в костюме пялтаpa. Кто-кто, но мой дядя (уж я-то знаю его характер!) не простит тамаде Жандару, что тот допустил такое оскорбление. Вот и еще одна преграда на моем пути к Серминаз!

Неожиданно я почувствовал прилив вдохновения и, так как делать все равно было нечего, стал сочинять в ее честь стихи.

О тебе хочу говорить в стихах —Ты звезда, ты мой негасимый свет…Только жаль, что в наших родных горах

Я едва ль не самый плохой поэт.Пусть плохой! Все равно не устану петьО тебе одной, моя Серминаз,Хоть дрожит чугур у меня в рукеИ хоть голос мой как ослиный глас.Впрочем, нет поэта, чтоб мог воспетьКрасоту твоих кубачинских глаз.

Я зову тебя! Я готов на смерть!Обрати ко мне свой взор…

— Сермина-а-а-а-аз! — раздалось вдруг со стороны дороги, и мне показалось, будто эхо подхватило мою песню, но тут я узнал голос ненавистного мне Мухтара, сына Ливинда. Только такой негодяй смеет разрывать тишину родных гор, распевая во всю глотку «Серминаз, Серминаз!» Ведь даже тени этой девушки недостоин он коснуться!

Кровь вскипела у меня в жилах. «Ну хорошо, что мы встретились с тобой один на один!» — подумал я и бросился через заросли к дороге, сожалея о том, что ступа, которой я мечтал проломить Мухтару башку, осталась в хурджине, а хурджин остался у своенравной и влюбчивой балхарки Салтанат. Но тут же сообразив, что не следует обнаруживать, кто был злополучным пялтаром на свадьбе Даян-Дулдурума, я быстро надел маску. Затем достал из-за пояса заржавленный кремневый пистолет, в левую руку взял кинжал и осторожно подкрался к тропе. Я был похож на разбойника, каких немало встречалось в этих лесах лет двести назад. И когда этот горе-певец поравнялся со мною, я выскочил из-за кустов и, направив на него кремневый пистолет, закричал по-кумыкски, чтобы он не узнал меня:

— Тухта, сени атаси-анаси!

Что бы вы думали! Мухтар сразу понял, чего я потребовал: он замер, и я без труда взял уздечку из его онемевших пальцев. Конечно, в наш атомный век трудно ожидать, что на тебя нападет разбойник в костюме далекого предка, но тем не менее вид Мухтара был жалкий…

— Слезай с коня и раздевайся! Живее, а не то клянусь… Атаси-анаси!

Весь трясясь, Мухтар, сын Ливинда, стал слезать с коня.

— Ты, пялтар, наверно, шутишь? — проговорил он наконец постыдно дрожащим голосом.

— Еще чего! Какие шутки! Снимай пиджак и штаны, да побыстрее.

— Но как же я явлюсь в аул в одних подштанниках?

— Наденешь мое! Да пошевеливайся, атаси-анаси!

И чтобы Мухтар убедился, что я и впрямь не шучу, я ткнул его тихонько кинжалом туда, где спина меняет свое название.

Он нехотя разделся, я схватил в охапку его пиджак и брюки, сорвал с головы кепку — не подобает являться в аул с непокрытой головой — и приказал:

— А теперь жди меня здесь!

А сам юркнул в кусты.

Мухтар сел на камень и стал ждать, мелко подрагивая, и конь его стоял рядом, понурив голову, будто сочувствовал хозяину. Переодеваясь, я все размышлял: не развязать ли мне его хурджин и не отобрать ли принадлежащий мне по праву поставец? Но слишком многое раскрылось бы сразу, когда мой соперник увидит, кто предъявляет отцу Серминаз подарок, отобранный разбойником. Так что я прямиком направился в чащу и издалека крикнул, что костюм пялтара лежит за кустом.

Вскоре я вышел на дорогу и увидел едущего шагах в двухстах от меня конного воина с поникшей головой. Маску Мухтар, конечно, не надел, она свисала с луки седла. Я шел следом. Вот Мухтар миновал двухъярусную саклю, оборудованную под больницу, вот свернул в сторону приземистого здания сельсовета, откуда дорога прямиком шла на площадь. Я знал, что миновать пирующих он никак не сможет, потому что на площади стояла сакля его отца Ливинда…

И едва этот странный всадник приблизился к кругу пирующих, как навстречу ему бросилось сразу несколько парней. Сопротивлялся Мухтар бешено, но его мигом стащили с коня и поволокли к почтенным аульчанам. А что было дальше, я не мог разглядеть: мужчины окружили его плотным кольцом, а женщины и девушки отвернулись, скрывая под платками улыбки. Судя по отчаянным крикам Мухтара, без крапивы не обошлось. «Ну что же, хоть не этим заслужил, но по заслугам получил», — подумал я, отправляясь домой переодеваться.