Избранное. Том 1. Невидимый всадник. Дорога на Рюбецаль

Однажды летним утром вдруг пошел трамвай. Правда, восстановление трамвайных линий началось давно, но именно потому, что оно так затянулось, никто не верил, что когда-нибудь этому будет конец. И вот трамвай пошел... Набитые до предела, с густыми гроздьями пассажиров на ступеньках — конечно, их было полно и на крыше, и на «колбасе», — вагоны, отчаянно звеня, катились по единственной линии: Университетская горка — вокзал. Но и это было дивное диво: я, например, никогда в жизни не видела трамвая. Разве только в кино. Некоторые граждане в панамах стояли на тротуарах и объясняли желающим, сколько трамвайных линий было раньше и какие были те вагоны... в «то время»... «до всего», пока кто-нибудь из прохожих не прекращал их ламентаций, красноречиво показав «агитатору» увесистый кулак.

И я поехала трамваем на вокзал. Меня внесло в вагон, шарахнуло о железную опору с такой силой, что из глаз брызнули слезы, потом закрутило на месте и наконец бросило на колени какому-то интеллигенту в старорежимной твердой соломенной шляпе, похожей на опрокинутую солонку. Он нисколько не удивился и сказал только: «Осторожно — очки!», как говорят: «Тут ступенька». А я все равно не могла подняться, потому что на меня поставили фанерный чемодан.

Но я ехала в трамвае, меня трясло, мотало, мчало — и я была счастлива...

Я отметила с удовольствием, что вокзал тоже преобразился. Где вороха семечной шелухи? Где горы мусора? Похоже было, что вокзальные помещения и платформы исправно убирались. И даже свежевыкрашенные, товарные и пассажирские вагоны стояли на путях и выглядели именинниками среди старых, замызганных.

Я еще не знала, что период восстановления на транспорте имеет свои теневые стороны, и спокойно уселась на полу в теплушке среди дремавших на своих мешках дядьков и теток.

У меня было отличное настроение: вчера я нашла у себя под дверью записку. Знакомым мне размашистым почерком — естественно, без знаков препинания — Валерий писал: «Лёлька ехай в субботу до Красного Кута бо твои хвилюються ожидаю Валерка».

Мог бы начать с «ожидаю». И чего моим беспокоиться? Это все Валеркины «вытворки», как говорила моя мама. Просто он хотел, чтобы я приехала.

Вагон качнуло, тряхнуло, что-то адски завизжало, и поезд тронулся. Без какого-либо сигнала. Вокзальные колокола давно поснимали, а маломощный паровозный гудок не долетал к нам, в хвост поезда. Колеса завели свой дотошный перестук, безуспешно домогаясь: «Так? Так? Так?» Я задремала.

—      Лёлька, — позвал меня кто-то сдавленным шепотом.

Теплушка, понятно, не освещалась. Да вообще стоял еще день. Но по углам было темно, двери прикрыли от ветра, а окошко вверху еще с зимы было забито фанерой.

—      Давай сюда, Лёлька! — настаивал шепот.

Я подхватила свой чемоданчик и протиснулась в угол. На туго набитом портфеле сидел Гнат Хвильовий. Он уступил мне портфель и присел около на корточках.

—      Что это ты везешь? — спросила я. Куда он едет, я сама поняла: Гнат был почти что мой земляк и, конечно, ехал домой на воскресенье.

—      Работу с собой взял. Срочную, — важно ответил он, немало удивив меня.

—      А чего ты так шепчешь?

—      У тебя билет есть? — спросил он вместо ответа.

—      Какой билет? Что за билет?

—      Обыкновенный. Железнодорожный.

Вот это как раз звучало необыкновенно! Какие могли быть билеты, если мы ехали в теплушке? И вообще, на транспорте был «хавос», как говорил мой папа.

—      Что ж ты, не знаешь, что теперь навели порядок? Надо покупать билеты.

Если бы я даже знала об этом, то сделать ничего бы не могла. Просто у меня не было таких денег: мне представлялось, что железнодорожный билет — вещь дорогая.

—      А ты его покупал? — резонно спросила я.

—      Не. У мене грошей нема.

—      Ну и что ж? Высадят нас, что ли?

—      То-то и оно. Не только высадят, та ще в ДЕТО потягнут.

—      Да, может, и контроля не будет, — зашептала я, поддаваясь Гнатовой панике.

—      Буде. Теперь порядок, — заладил Гнат.

—      Ну не идти же нам пешком! Что за глупости? Мы уже вон сколько отъехали.

Гнат дернул узким плечом. Я заметила, что он приоделся: щеголеватый синий костюм был несколько широк, но выглядел отлично. А портфель, на котором я сидела, был хоть и старый, — откуда бы взяться новому, портфелей даже «в порядке нэпа» еще не производили! — но с модными застежками: я это заметила, потому что они мне мешали, и я перевернула портфель на другую сторону.

Гнат замолчал. Я спросила, как у него дела, но он отвечал невпопад: нововведения на транспорте угнетали его.

Я опять задремала, а когда очнулась, в раздвинутую дверь теплушки смотрела желтая, как фонарь на исходе ночи, луна. Поезд стоял на разъезде: слышно было шипение паровоза, коротко гуднула маневро́вая «овечка», сиплый голос начальственно кричал от головы поезда:

—      Терешку! Починай сзаду!

—      Щоб вам ни дна ни покрышки з вашим порядком на железнячки! — сказал рядом со мной человек с сивыми усами, схватил два огромных мешка, связанных веревкой, и полез из теплушки.

Гнат толкнул меня в спину:

—      Чуешь? Давай стребай!