Избранное. Том 2

Мы несколько запозднились и еле протиснулись в зал, столько собралось народу. Как и всегда, Зиновия стали звать, как говорится, нарасхват.

— Зиновий, иди, есть место!

— Гусач, к нам пробирайся!

— Король, садись со мной на стул, уместимся.

— Садись на мое место!

Зиновий усадил меня на подоконнике, а сам подсел к знакомым ребятам. Я увидел отца — он пришел прямо с работы, в комбинезоне — и кивнул ему. Возле него сидела оживленная и принаряженная Таня Эйсмонт и что-то рассказывала толстой Анне Кузьминичне, бригадиру бетонщиков. Сбоку, между первым рядом и президиумом, развалился на стуле Радий Глухов в нерпичьей куртке и сапогах. Он нервно дергал свою рыжеватую бородку. Курили все отчаянно, у меня с непривычки от дыма сразу стало саднить в горле. Но я уже знал, что Сперанский терпеть не может длинных речей и долго нас не задержит. И теперь он сразу взял быка за рога.

— Товарищи, положение с бетонированием у нас довольно острое. Чтоб пропустить благополучно паводок, нужно поднять к апрелю бетон всего напорного фронта на сорок метров выше уровня воды в Ыйдыге. Времени осталось в обрез. Если не успеем с бетоном, вода перельется через недостроенную плотину, затопит котлован, здание ГЭС и остановит на добрых полгода все работы, то есть сорвет пуск станции в срок. Краю нужна энергия. Здесь богатейшие месторождения руды. Ниже по течению Ыйдыги уже строится мощнейший химический комбинат, который будет работать на нашем электричестве.

Как же пройти с бетонной кладкой более сорока метров высоты за оставшиеся нам полтора месяца? По технологии бетонирования, предусмотренной проектом, это вообще невозможно за такой срок. По технологии, которую разработали наши инженеры — товарищи Глухов, Эйсмонт, Прокопенко — при помощи всего коллектива техников, это, я думаю, удастся. Придется нам решиться на самовольное применение новой технологии бетонирования...

— Почему же «самовольное»? Разве нельзя запросить начальство? — поинтересовалась откуда-то с задних рядов главный бухгалтер гидростроя.

— Запрашивали, товарищ Иванова...

— И что же?

— Вот телеграфный ответ.— Сперанский пошарил по карманам пиджака и, вытянув скомканную телеграмму, прочел: «Через шесть месяцев дадим результаты расчетов...»

Переждав смех, Сперанский спрятал телеграмму в карман и сказал успокаивающе:

— Ничего, победителей не судят!

— А как не победим, Сергей Николаевич? — со смешком выкрикнул кто-то из строителей.

— Ну, тогда...— Начальник гидростроя шутливо почесал затылок.

— Ничего, Сергей Николаевич, передачу будем носить! — под общий смех «успокоила» начальника Анна Кузьминична.

— Всем миром возьмемся, так сделаем до паводка! — прогудел чей-то бас. Монтажник Николай Симонов попросил слова...

Все собрание заняло час двадцать минут. В мостоотряде, где я прежде работал, заседали бы до часу ночи.

По дороге домой Зиновий вспомнил (если он это забывал!), что в воскресенье придет Таня, и предложил обдумать, как «организовать встречу».

Отец усмехнулся в бороду и посоветовал наделать пельменей. Мой план был шире. Я предложил генеральную уборку, новые занавески (в магазин как раз привезли штапель с абстрактными рисунками), бревенчатые стены убрать в честь гостьи сосновыми ветвями, а к столу раздобыть вино, фрукты.

Это Зиновию понравилось.

— Фрукты. В вагоне-ресторане бывают, всего семьсот километров. Скажу ребятам...

Генеральную уборку произвели, убрали сосновыми ветвями стены, вино и фрукты достали, но воскресенье для нас не наступило...

3

Александра Прокофьевна заканчивала прием, когда в кабинет, прихрамывая, вошел Клоун. У нее вытянулось лицо.

Всю свою недлинную горемычную жизнь Петька Клоун вызывал у врачей подозрение в симуляции, даже когда он действительно болел. Уж слишком часто он притворялся больным, чтоб не идти на работу. Так он поступал в тюрьме, куда регулярно попадал за мелкое воровство, так он поступал и на воле. Самые счастливые дни в его жизни были, когда ему удавалось надуть врача и получить бюллетень. Отпуска он никогда в жизни не имел, так как дольше полугода на одном месте не работал.

Только неделю назад Александра Прокофьевна поймала его на том, что он «взбил» градусник. К несчастью для себя, Петька переусердствовал и поднял ртуть до сорока двух и двух десятых. Докторша его пристыдила, но это на него не подействовало. Если он и был огорчен, то лишь тем, что не удалось увильнуть от работы.

Теперь Петька жаловался на страшную боль в ноге и даже стонал, закатывая глаза какого-то неопределенного оловянного цвета. Парню 23 года, но у глаз и рта, как паутина, уже разбегались морщинки. У него было круглое веснушчатое лицо, унылые глаза, бесцветные брови и ресницы, большой лягушачий рот и огромные уши. Но все его хлипкое, тщедушное тело ходило ходуном, будто оно было на шарнирах. Мимика у него была бесподобная. Никто не умел строить таких забавных гримас, как Петька Клоун. В детстве он кривлялся на потеху мальчишкам с их улицы (он был родом из Одессы), потом смешил везде: в камере, в бараке, в общежитии, на вокзале. Это он любил!