Избранное. Том 2. Повести. Рассказы. Очерки

Айнана пытливо посмотрела на него. Он сделал шаг к ней и, поскользнувшись на льду, крепко ухватился за ее камлейку.

Он целовал ее и думал об этой ранней весне с невероятно ярким солнцем, с мягким снегом, об этих удивительных девичьих губах: твердые, чуть шершавые, прохладные, чем-то напоминающие недозрелые ягоды морошки. Он отдавался неожиданно нахлынувшему чувству всем сердцем, всеми мыслями, всеми чувствами.

Айнана отвечала на поцелуи, и Тутриль чувствовал за твердостью чуть шершавых губ что-то новое, словно морошка дозрела, налилась, готовая брызнуть сладким соком…

Она колола лед и смотрела, как голубые осколки со звоном катились, подскакивая на замерзших струях, до самого низа, до морского берега.

Она подняла голову.

Солнце било ей в глаза, она прищурилась, и за опущенными ресницами чудилась бездонная черная глубина потаенной, непонятной души. И Тутриль оробел. Он ничего не сказал ей.

Айнана улыбнулась. Она подавала Тутрилю острые, тяжелые куски прозрачного льда, и тот относил их на нарту.

Обратная дорога с нагруженной нартой показалась легкой и быстрой, потому что все время шла под уклон. Тутриль с Айнаной сидели на острых ледяных обломках, слегка тормозя подошвами торбасов. Айнана громко пела свою любимую песню о весне…

— Откуда у тебя эта песня?

— Сама сочинила, — просто ответила Айнана, — поэтому она мне нравится. Это дед мне говорит: нехитро чужое приспособить к себе, а ты вот возьми и сделай свое… Вы бы поговорили с ним по душам, — посоветовала Айнана. — Мне кажется, что он к вам хорошо относится. Может, вам удастся на него повлиять…

— В каком смысле?

— Уговорить его переселиться обратно в Нутэн.

— Ничего не понимаю, — удивленно произнес Тутриль. — То вы все в один голос говорите, что вам хорошо в одинокой яранге, а теперь получается, что не совсем…

— Но вы же сами видите, что здесь трудно и ему, и бабушке, и мне.

Айнана уперлась пятками в снег и остановила нарту.

— Он уехал в ярангу, можно сказать, сгоряча, — Айнана повернулась к Тутрилю. — Как прослышал, что Нутэн хотят сселять в райцентр, расстроился. Стал всем говорить обидные слова. Что они не любят своей земли… Это и есть главная причина того, почему он уехал в ярангу. Ведь все равно считается, что живет в селе, вы видели — там домик у нас… Поговорите с ним, прошу вас.

Скатившись с холма, Тутриль и Айнана впряглись в нарту и подтащили ее к яранге.

Снаружи уже стоял Токо, поджидая их.

— Разговаривал по телефону, — сообщил он Тутрилю. — Просят завтра приехать, потому что почта для тебя есть. Отец твой говорил.

— Хорошо, — ответил Тутриль. — Завтра меня Айнана отвезет на собаках.

— И то верно, — кивнул Токо, — все равно ей в село надо. За продуктами и за свежими газетами и журналами…

После позднего обеда Тутриль исподволь заговорил о жизни, о том, что человек нуждается в разных удобствах: они облегчают жизнь и оставляют время для более важных дел.

Токо внимательно его слушал и прятал усмешку в редкие с желтой проседью усы.

— Где-то давно я читал, — сказал старик, внимательно выслушав туманные рассуждения Тутриля, — что один из русских царей, разузнав из отчетов экспедиции о том, что на Чукотке холодно и нет пригодной для хлеба и овощей земли, повелел своей царской властью переселить чукчей в теплые, более благоприятные края…

— Разговор не об этом, — возразил Тутриль, набираясь смелости под ободряющим взглядом Айнаны. — Речь идет о том, чтобы мелкие селения, где нет возможности развивать хозяйство, где нет возможности строить хорошие, со всеми удобствами дома, сселить на хорошие места, где есть предприятия, где можно ставить большие каменные здания…

— Помнишь Наукан? — перебил Тутриля Токо. — Трудное это было для жизни место. Но люди жили. Уговорили их переселиться. И не стало науканского народа. Только песни остались. А большой радости нет. Все, что ты говоришь, — верно. Однако еще вернее то, что тот человек достоин уважения, кто на своем месте строит хорошую жизнь, а не скачет с места на место. Я тоже за то, чтобы у всех была хорошая, удобная жизнь. Но на том месте, где живешь. Почему прошлые поколения находили дело для своих рук, а нынче вроде бы работы не хватает? Какой работы? Об этом надо подумать. Одно для меня ясно — когда уйдем со своей земли, потеряем свое лицо…

В рассуждениях Токо Тутриль чувствовал убежденность.

— Я тут поживу, — продолжал Токо, — подумаю. Пройдет время, вернусь в Нутэн и снова буду жить в своем домике. Слов нет, там удобнее, хотя, чего-то все равно не хватает…

Слушая Токо, Тутриль время от времени поглядывал на Айнану.

Она ловила каждое слово деда.

Перед вечерним чаепитием Айнана и Тутриль покормили собак.

Тишина накрыла тундру и морское ледовое побережье.

На еще светлом небе горели неяркие весенние звезды, а над дальними горами угадывалось солнце.

Айнана и Тутриль долго сидели на прогретых за день камнях, придерживающих покрышку из моржовой кожи, и молчали. Не хотелось нарушать тишину весенней ночи.

— Вы вернетесь обратно? — тихо спросила Айнана.

— Обязательно, — ответил Тутриль. — Возьму новые батарейки для магнитофона… Если, конечно, ты не против…