Избранное. Том 2

Солдаты встряхнули мешок еще раз — и на земле выросла груда отрубленных ушей.

— Грибы, — усмехнулся длиннобородый.

— Как будет угодно вашей милости.

Но, видимо, танжану сегодня не терпелось окончательно завоевать расположение дарина.

— Если вы пожелаете, господин шанжан, то с крепостной стены можно наблюдать редкостное зрелище…

В окружении сановников длиннобородый поднялся на высокую башню над крепостными воротами. Зрелище и в самом деле стоило того, чтобы преодолеть несколько крутых лестниц — отсюда было хорошо видно пылающее Дадамту.

Наверное, оттого, что тела «заблудших» швыряли прямо в огонь, со стороны пожарища несло трупной гарью и таким смрадом, будто пылала вся Илийская долина.

— Вы правильно поступили, — проговорил дарин, жадно вглядываясь в даль, наполовину затянутую дымом. — С этими чаньту нужно разговаривать на том языке, который им доступен…

— Ари, господин дарин.

— Однако вам следует ясно понимать, танжан, что ваша победа — результат мер, принятых мною заранее. Как вы знаете, я подослал в лагерь к чаньту своего человека… Не загони Модан этих собак в овчарню, вам… Ваши силы и способности мне великолепно известны, танжан.

— Ари, господин дарин. Если бы не ваша мудрость, Махмуд не убрался бы из Актопе… — подтвердил танжан, которому ничего не оставалось, как проглотить откровенную издевку длиннобородого.

— Меня радует ваша понятливость, танжан… Кроме того я думаю, что наступило время для штурма главного воровского гнезда…

Глава пятнадцатая

1

Громом обрушилась на повстанцев весть об измене Махмуда и о побоище в Дадамту. Триста джигитов погибли ни за что ни про что без всякой пользы для дела — триста товарищей, триста братьев! Но кого винить?.. Кто выпустил предателя, кто позволил увести ему свой отряд?..

Черная туча легла на лагерь. Сжимались от гнева сердца, и лица темнели, подернутые траурной скорбью. Особенно велико было горе уроженцев Дадамту. Неистовые проклятия обрушивали они на Махмуда и требовали сейчас же, без промедления, выступить и отомстить маньчжурам за смерть близких, за родные, обращенные в пепел очаги. Волнение охватило повстанческие отряды, страсти бушевали, жаждали выхода, крепость Актопе с каждым часом все больше уподоблялась вулкану, который вот-вот извергнет раскаленную лаву. В яростном исступлении то здесь, то там собирались добровольцы, готовые взбунтоваться и действовать по собственному почину. За ними устремились бы остальные — и тогда, на радость врагу, всему восстанию пришел бы скорый и бесславный конец!..

Чувствуя, какая опасность сгустилась над лагерем, Ахтам обратился к повстанцам:

— Слушайте меня, братья! В какой войне бывают одни победы? Какая война обходится без тяжелых жертв и проигранных сражений?.. Кто не хочет понять этого, тому лучше было не браться за оружие!..

Он заставил умолкнуть крикунов. Но откуда-то из задних рядов раздался возглас: «Ты должен ответить за измену Махмуда!» — и снова поднялась буря…

— Что верно, то верно, — сказал Ахтам, когда ему дали говорить, и голос его был ровен и спокоен. — Я вовремя не раскусил измену и должен ответить…

— Какой прок ворошить старое!.. — крикнул кто-то.

— Нет, — сказал Ахтам, — я не прошу пощады. За свои ошибки каждый должен платить своей головой. Вот моя голова — рубите!

Трудно сказать, что именно вдруг укротило людей — искренность, с которой произнес он эти слова, или то, как без всякого сожаления, с какой-то даже легкостью Ахтам снял и положил на землю свой пояс, кинжал и саблю, а затем обнажил и склонил голову, — но толпа вдруг смолкла, растерялась, и те, кто был родом из Дадамту и негодовал громче всех, теперь смутились и затихли…

— Веди нас в бой, Ахтам!.. — крикнул кто-то. И этот возглас, будто его лишь и ждали остальные, взлетел над толпой, и с каждым мигом звучал все громче, наполняясь яростью, гневом, надеждой:

— Веди нас в бой, Ахтам!..

— Веди нас в бой…

И распрямился Ахтам, и окинул толпу медленным взглядом, и вскинул руку, требуя тишины.

— Хорошо, — сказал он, — собирайтесь в поход. Мы выступаем завтра!..

Повстанцы разбились на сотни, каждая сотня — со своим знаменем: на белом полотнище — звезда и полумесяц. Не считая дозорных и балдакчилар — тех, кто с помощью лестниц первыми должны были взобраться на стены вражеской крепости, не считая этих специальных отрядов, ждали сигнала к выступлению две тысячи конных и пеших бойцов. Одетые в одинаковую форму — белые малахаи с черной полоской, бешметы со стоячим воротом, сапоги с изогнутым носком, — вооруженные винтовками, ружьями, саблями, а то и пиками, повстанцы представляли немалую силу.