Избранное. Том 3: Никогда не хочется ставить точку

Душа моя изнурена бессонницей и (всегда мучительными) размышлениями о Смысле жизни. По случаю статьи в "Комсомолке", а потом в "Правде" возникла около меня шобла.

Только хуже от этой "помощи", пробовал, знаю. Но тут где то я, видно, сознание потерял, она и вызвала. И случилось чудо: пришли двое умных, молодых ребят с хорошими лицами. Первым делом они осмотрели комнату, прошлись по книгам (профессионально — это чувствуется, как рука по корешкам идет у того, кто книги любит), осведомились о моей профессии и лишь потом подошли ко мне со словами: "Не боись, Олег. Пропасть мы тебе не дадим. Его зовут Гена, меня зовут Андрей. Тебя, если угодно, можем называть на "вы" и Олег Михайлович. Слыхали, читывали". И просидели они у меня пять часов с какими то трубочками и пузыречками, из коих каплет. Потом пришли в 12 ночи, всадили в ж. снотворный укол, утром прислали коллегу (видно, был наказ: там Парень один ва

ляется, так ему надо помочь по человечески), потом опять зашел один, наволок таблеток, коих не продают, и — я уже кое что смыслить стал — подружились мы. А дело оказалось простое: живут два парня, обоим по тридцать, сволочиться не могут, посему карьера не идет, дела, ради которого сгореть стоит, — не нашлось, на водку и баб не тянет. "И что остается, Олег Михайлович, — говорят, — книги да музыка. Так и живем". А когда один признался, что пос. ле того, как прочел "Ночь нежна" Фицджеральда, "год ходил ошалелый", возлюбил я этих ребят, перешли мьх. "на ты" и теперь они ко мне заскакивают чашку кофе хватнуть, о мирах минут десять потрепаться и бегут дальше по алкашам, астматикам и проч. и проч. Оклемавшись, побрел я на "Мосфильм" — дело требовало, а законы кино жестоки. Умри, но появись, если надо появиться. Появился. Там си дят трое и эдак странно на меня смотрят. "Что, — говорю, — физиономия не нравится? Так я не актер, мое дело проза, вот в рукопись и смотрите".

— Нет, Олег, — отвечают. — Ты со Шпаликовымдру

ЖИЛ?. 1

— Не было такого. Сшибла нас когда то судьба на повести моей "Азовский вариант". Обаятельный парень и башка, видно, светлая.,

— А рнтутпозавчера был. Увидел на столе" твой сценарий. Усмехнулся. Олег, говорит, в сценарии пошел. Зачем ему это? Он парень хороший. Ему в кино делать нечего.

— Ну спасибо. Передайте ему мой искренний привет и добрые пожелания.:.

— Не можем передать. —

— Почему?. — Повесился о» вчера.

— Запой?.

— Нет. Вотрезве.

— Извините, — говорю. Вышел я в шикарные и бездушные мосфильмовские коридоры, нашел пустой километр из них, закурил и вознес господу молитву за врачей Гену и Андрея. Не оказалось таких рядом со Шпаликовым, как не оказалось таких рядом с Есениным, Скоттом Фиц джеральдом, Джеком Лондоном и. имя им легион.

Ноябрь 1974

С писателями я, Боря, просто не знаком, с шоблойг которая ходит поД этим именем, ничего общего не имею и не желаю иметь, за исключением моих личных друзей типа Мифтыи Юрки Васильева, так как ведь это не писатели, а мои кореша, будь они хоть дворниками, хоть директорами магазинов. Но ездить куда либо я всё же предпочитаю сам илиопять же с личными корешами. От всего же этого официоза типа выступлений, поездОк, книжных магазинов, телевидения и проч. и проч. я отказался давно и наотрез. Еще в Магадане, и теперь лишь подтверждаю этот отказ. Прозаику ни к чему брать на себя функции актера, "блокг нота агитатора" или культурника из под Сухуми.

Любопытно одно — неожиданный (и незаслуженный объективно) успех "Территории" продемонстрировал массу любопытных нюансов. Один из них — фокус под названием Шапошников — ты заметил. Есть и другие фокусы. Вот Леонид Леонов мне письмо прислал, Борис Полевой.

Боря, я не исхожу ядом" Просто я знаю цену прозе. И, если бог сподобит, роман "Правила бегства" я доведу до ума. Это ведь история о людях, выброшенных из жизни, о бичах, их бедах и горе, и о том, как рушатся попытки идеалистов их спасти. Бича спасет лишь сам бич. И, как недавно, сказал один старый крестьянин сван (я ездил в Сванетию, вернее, сходил туда пешком через перевал), — он сказал, держа в руке мутный стакан самогонки: "А этот тост, друзья, выпьем за тех людей, которые хотели жить. Но не сумели". Он был темный, сван трудяга. Но часто ли тебе приходилось сталкиваться с такой концентрированной мудростью? И хоть Борис Полевой написал мне о том, что "по видимому, у Вас доброе сердце и внимательный взгляд", не знаю, заметил ли быон слова в этом тосте. Никто ведь их не заметил.

Это, Боря, о твоих рассказах о "маленьких людях, за чей счет все живут". Лучшего благословения для них, чем слова свана, не придумаешь. И твой приятель, бывший на пленуме, тебе посоветовал глупость: "Пользуйся, пока твой Куваев в "фаворе". Ты же знаешь, Борька, в фаворе я или без оного, я не буду представлять в редакцию рукопись, в качество которой не верю или не верю в потенциальные возможности ее автора. При чем здесь фавор? И опять таки, слово мое всегда будет дешево стоить за кулисами, если.